Взволнованная Зоська неслась по улице со скоростью мотоцикла и врезалась в следователя.
— Михал Михалыч, — крикнула она. — Он… он… он это… я видела, как он во время экскурсии уходил наверх по боковой лестнице. А потом кровельщик упал.
— Кто он? — следователь насторожился.
— Геннадий Постников. Он псих.
— Зося Вацловна, зайдите вечером, занесем показания в протокол.
— Вечером? Хорошо.
Зося, дав показания, остаток дня была не в себе. Самыми интересными людьми здесь были, конечно, посетители заповедника, с ними было о чем поговорить, было что послушать. Они не так одевались и развлекались, по-другому жили. Существовала их загадочная жизнь в больших городах. Конечно, и у них проблемы, но не такие же, чтобы рукописи палить! Вот зачем он это сделал? Разве может грамотный русский, да и нерусский, просто грамотный, такое сделать? Чего он так уж испугался? Зоська, скучная и нахмуренная, зашла в кафе и застала там единственного посетителя — Гену. Он читал книжку, пил кофе, прихлебывал водку из рюмки и курил.
Гена придвинул ей стул и купил кока-колы. От остального она отказалась. Он выложил на стол монету и предложил: «Поговорим?»
— Пять рублей, да? Представь, что за тебя дают пять рублей. Ты столько и стоишь, но хочешь стоить сто долларов. Вот, — он вытащил из кармана купюру, помахал, как фантиком перед кошачьей мордой, и уложил на столе напротив монеты. — Как ты в этом случае будешь действовать? Пыжиться, изображая из себя сто долларов, но зная, что ты пять рублей? Это блеф. Ты найдешь другую систему, нормальную, где стоишь сто долларов. А если не найдешь, построишь ее сама.
— Почему это я стою пять рублей? — возмутилась Зося.
— Столько за тебя дают. Задача в том, чтобы найти, где дают больше.
— Ты сжег рукопись? — не вытерпела она.
— Без зрителей? Зачем? Система предполагает, что человек в ней не один. Я жгу рукопись, чтобы ты знала об этом.
Он взглянул с интересом — поняла или нет?
— Цену набивал? Доказывал, что крутой? — сообразила Зося. — А рукопись?
— Рукопись что? Это, типа, ритуальная принадлежность. Ну как раньше томагавк, с которым вокруг костра прыгали, чтоб охота была удачной. Был Пушкин, персона, писавшая стихи. Тоже занятие шаманское. Но теперь он умер, власти над родом больше не имеет и, следовательно, никого волновать не должен, кроме дурочек замороченных. Смешная.
— Е-мое, — расстроилась Зося. — Я пошла. Сиди один, ты такой развитый, что я тебя недостойна. Александр Сергеевич, — окликнула она Авилова, заглянувшего в кафе и тут же повернувшего обратно, — вы не в гостиницу? Пойдемте вместе… Ненормальный какой-то, — ругалась она по пути. — Не могу с ненормальными, пугаюсь.