Они шли по тропинке, Тамара стыдливо отлучилась в кустики, и Гена увидел, как она, задрав юбку, присела, обнажив среди зелени круглый белый зад. Потекла блеснувшая на солнце струйка, и он не сдержался, отвалял сзади, предусмотрительно зажав ей рот.
Когда Тамара, томно оглянувшись, скрылась за дверьми пансионата, он пошел назад. Куда-то делась фляжка. Выронил по дороге? Он внимательно разглядывал тропинку, возле избы постоял и зашел внутрь. Чего, кстати, муся тут забыла? Непонятно. А это что? За ящиком, закиданным бесцветным тряпьем, лежал сверток бумаги в целлофане, крепко перемотанный и заботливо заклеенный скотчем. Гена прихватил сверток и возобновил поиски фляжки. Ее не было, невезуха. Неудачная охота. В пансионате ему встретился муж Тамары, проводивший взглядом, похожим на оторопь. Неужели дама успела что-то ляпнуть?
Гена поцеловал в темя Ларису, согбенную за ноутбуком, она чмокнула его в ответ и довольно потерла сухие ладошки друг о дружку — хорошо пишется! Трудяга. Он закинул сверток на верхнюю полку в шкафу и позвал Ларису обедать. В предвкушении пищи рыжая мушка опять радостно потерла лапками…
Наутро он отправился к Зоське в библиотеку. Посетители отсутствовали, и они предавались блуду весело и задорно, перемещаясь среди стеллажей, лесенок, на кресле, на подоконнике, на столе, роняя книжки, вазочки, ящички, картинки и прочую лабуду. Потом пошли пить кофе в бистро, а после он потащил ее на природу. Она заинтересовалась, что у него в сумке, и они принялись распаковывать сверток.
Когда показались листы, Зося остолбенела:
— Гена, это же пропавшая рукопись!
— Пир духа! — обрадовался он.
— Где ты ее взял?
— В избе среди говна.
— Пойдем!
— Куда?
— Вернем.
— Придумаем что-нибудь поинтересней… В лесу костер запалим. И сожжем. Будут искать, надрываться, а мы, типа, сожжем.
— Ты шутишь?
— Дурочка ты глупая. Меня арестуют. Где взял, спросят. Кто поверит, что я ее нашел? — Гена пританцовывал от нетерпения. — Пошли, спички есть. Будем сидеть и смотреть, как рукопись Пушкина горит. Нигде такого не увидишь.
— Ты псих, или как?
— Я-то нормальный. Это вы тут с Пушкиным давно фью. Это мертвец, труп. Важный труп. А я живой и за старую бумагу отвечать не хочу. Сейчас запалим.
Гена уверенно собирал сучки и прутья, ловко их складывая, оторвал кусок оберточной бумаги, поджег и развел небольшой костер.
— Я не могу, — заволновалась Зоська, поняв, что он не шутит. — Я библиотекарь. Мне на это смотреть нельзя. Ой! — она вскрикнула, когда лист упал в костер, завернувшись черным свитком, толкнула Гену и дала стрекача. Гена, посмотрев вслед, вытащил двумя пальцами обгоревший по краям лист, собрал все в стопку, упаковал, бросил в сумку и отправился восвояси. Шоу удалось.