— Так ведь и рискнул, правильно вы рассудили, но рукописи-то нет. Даже если предъявить показания, он опытный, все проходил, не выйдет. Преступник здесь, рукопись где-то в другом месте. А надо, чтобы в одном.
— Ну, Михал Михалыч, — лукаво укорила Наташа, — какие же проблемы? Я думала, у милиции тут колебаний не бывает. Даже в кино сто раз показывали, как из таких положений выходят.
— Как? — Шишкин изумился.
— А то вы не знаете? Не лукавьте. Тогда подкидывают и все. — Наташа усмехнулась. — Если, конечно, ваше дело правое и стопроцентная уверенность. Не смотрите так, я ведь шучу.
— Так тоже, откуда ей взяться, стопроцентной уверенности? Сдается мне, что Нина… — он покосился на Наташу, — совсем не знает, с кем связалась. Больно доверчивая, а зря…
Собеседница его молчала, болтала тапком на большом пальце и глядела на букет ромашек, точно сказанное ее не касалось.
— Авилов говорил, будто вы курите. Вот эти сигареты.
Он показал пачку, она улыбнулась.
— Бросьте вы, Михал Михалыч. Не говорил он этого. Потому что я не курю.
Она легко поднялась с кресла, заварила чай и подала ароматную чашку.
— Вот ваши конфеты. Тут вечерами глаз сомкнуть невозможно, хочется гулять, смотреть на закаты. Тишина, только собаки лают. А почему тут собаки все белые? Белые-белые, с толстой шерстью и непуганые.
— А никто их не гоняет, не принято.
Шишкин быстро выпил горячий чай, положил конфету в карман и попрощался. Что он выяснил? Что вроде бы они поврозь. По словам судя. А верить Наталье нельзя, потому что врет. Врет про сигареты, это раз. И про георгин соврала, глазом не моргнув. Любовь Петровна, что этот черный георгин вывела, ни в жизнь его на рынок не понесет. Даже не срежет. Шишкин покачал головой. А если они сообщники, а Нина ему просто для отводу, то он их, сообщников, разделит!
Авилов шел, размышляя о том, что сделает с рукописью Наташа, если она у нее, и где она может быть, если у нее ее нет. Что может затеять Наталья? Праздник мести? Собственную коронацию? Он шел, опустив голову так низко, что очнулся, только когда о кого-то с силой стукнулся.
— Пошли выпьем, — не поздоровавшись, предложил Шурка.
— Ты и так синий, — возразил Авилов.
— Не сейчас. Потом, в час ночи. Вначале почтим Сергея Донатовича. Он сегодня появится. Нужно уважить.
— Уважим, — согласился Авилов. — В баре?
— Нет, туда не пойду. Ко мне пойдем, нужно подготовиться. Ее не могу видеть, — шепнул Шурка.
— Тамару?
Тот кивнул. Они добрели до избы, где светилось окно, и женщина в уютной розовой кофте вязала в кресле, поглядывая в телевизор.