– Понятно. А жаль.
Печурка раскалилась до малинового цвета стенок. В комнатенке ощутимо воняло клопами и потными портянками. С последним запахом Морхольд себя связывать не мог. Его портянки, выстиранные еще утром, сохли на веревке. Ну, а клопы… а что клопы? Хорошо, вошь вроде бы не проживала на тощем солдатском одеяле, и то хлеб.
Сам он стоял перед неровным осколком зеркала, поставленным на подоконник, и старательно скреб шею стареньким «Жиллет». Смеркалось, скоро предстояло идти к составу. Дарья, чистая, пахнущая местным, жирным, недавно сваренным мылом, сидела в своих обновках на лежанке и смотрела на него.
– Что-то не так? – результат бритья его никак не устраивал. Найти хотя бы одну кассету к станку казалось уже нереальным. А вот опасные бритвы сталкер не жаловал. – Ты меня сейчас насквозь проткнешь глазами.
– Мы идем в пустошь. Зачем мыться? Запах же свежий, зверье набежит?
– Оно и так прискачет, не переживай… – Морхольд намылил шею и принялся скоблить кожу еще раз. Лицо брить не стал, мошки хватало, отросшая щетина лишь в помощь от ненасытных мелких кровопийц. – А помылась ты и оделась во все чистое, как и было тебе сказано, из-за гигиены. Понимаешь, ма филь?
– Э?
– Тьфу ты… Ладно, не обращай внимания. Говорю тебе, девочка, что если, не приведи Ктулху, тебя ранят, то что? Именно, Дарьюшка, надо, чтобы как можно меньше грязи попало в твою кровь. Ты абсолютно верно подметила, что делает тебе честь, основную особенность планируемого вояжа: пустошь, а именно она ожидает нас впереди, как-то не наполнена аптечными пунктами и лазаретов там нет. И даже доктор Айболит не встречается.
– Я слышала только про Машу-санитарку.
– Маша-санитарка, Дарья… – Морхольд провел ладонью по шее и вздохнул – гладко выбрить так и не вышло. – Маша-санитарка, милая, это байка, сказка, легенда и все прочее. И ладно бы, если бы наша, местная.
– Она есть. – Дарья пожала плечами. – Ее видят, и…
– Согласно поверью, моя девочка, Маша-санитарка, если так можно выразиться, проживает между Кинелем и местом нашего назначения. Говорят про молодую девочку – врача, в Большую Срань после Войны пытавшуюся спасти раненых. А раненые забот не оценили и ее, само собой, огуляли, неоднократно, с огоньком и изюминкой. От этой самой изюминки она наложила на себя руки. Но потом, как говорит контекст данного слуха, вернулась и отомстила. Но так как она такая одна, а ублюдков, именно таким образом показывающих свою силу, много, то… То назад, то есть в небытие, Марья так и не спешит. Так и ходит туда-сюда, мстит и плюет на могилы поганцев. Да?