Дарья кивнула.
– Вот какая штука только вырисовывается, Дарья. Легенда говорит, что мол, – Морхольд оседлал стул, – те, кто ее видят, помирают. Крайне кроваво и жестоко, так?
– Да.
– Кто ж тогда все это рассказывает?
Дарья снова пожала плечами.
– Да какая разница? А что у тебя за татуировки?
Морхольд поиграл желваками. Татуировки, вот ведь.
– Вот это, – палец показал на правое плечо, – прошлое.
– Кобыла?
Девушка хмыкнула. Сталкер вполне понимал ее сарказм. Прошлое, если уж на то пошло, не просто смахивало на лошадь, оно ей и было. Вернее, конем.
Черным жеребцом с белой гривой, вставшим на дыбы на алом фоне языков пламени, крушившим передним ногами острые скалы. Темная вязь змеящегося узора, с тонкими ободками по краям, плавно стекала вниз, к локтю. А по верху картинки, четко чернея на не выцветшей и не расплывшейся за десятки лет туши, выделялись четыре буквы – символы давно канувшей в Лету, реку забвения, империи. Возможно, самой великой за всю историю человечества.
– Ты пас лошадей до Войны? – девушка улыбнулась, не скрывая иронию. – Да?
Морхольд снова поиграл желваками и улыбнулся в ответ.
– Нет, конечно. Это эмблема, ну, моего округа. Где служил, как раз перед Войной.
– Далеко?
– Да, далековато. На юге, и там были горы. И лошади, наверное, были тоже.
– Почему «наверное»?
– Не видел. Бэтэров хватало, вертушек, грузовиков. И даже диких неприрученных коров. Порой на них даже охотились, иногда даже на танках.
– Ерунду какую-то говоришь. – Дарья снова улыбнулась. Улыбка у нее была хорошая. Открытая такая, добрая улыбка, не закрытая, во все тридцать два целых и белых зуба. Хотя нет, поправил себя Морхольд, вряд ли тридцать два, те, что «зубы мудрости», у нее вряд ли уже вылезли. – Не, коровы-то разные есть. Есть коровы, есть буренки. На буренок, когда они наглеют и рвутся в город, патрули с пулеметами ходят. Но то ж буренки.
– Ну да.
– А надпись?
Буквы, чернели по верху, странные, нерусские: SPQR.
– Это латынь… – Морхольд поскреб щетину. Щетина ответила мелодичным металлическим скрипом. – Сенатус Популюс Квиритиус Романус. Сенат и граждане Рима, девочка. Ты слышала про Рим? М-да, неудивительно. Рим, как говорил герой старого кинофильма, это мечта. И республика, и империя, величайшая империя мира. Или одна из них.
– Я не понимаю.
– Это мечта. У каждого в детстве есть мечта. Сейчас все просто – хочется сладко есть и мягко спать. Так было и раньше, но под словами скрывалось много другого. Сейчас… именно так. Просто поесть и выспаться. Помыться с горячей водой. Живым остаться.
– Твоя мечта?