Да, а вот тут-то он и ввернул, между прочим, то, — вероятно, самое главное! — ради чего он прислал мне (так сказать, выкатил пробный шар) эту трогательную цидульку.
Будто бы в угоду моей любознательности и все тем же благородно-просветительским говорком он сообщил, что сын Уортона, математик Джеффри Уортон — уже «член Лондонского Королевского общества» — подошел очень близко к расшифровке загадочного языка, и даже (нотабене!) «попытался осуществить перевод одного савитарского манускрипта, чье название, если воспользоваться военным термином, может и даже должно звучать как „Тайны жалонёрского искусства“ — буквально же „Тайны искусства воинов-вех“, хотя сочинение это, значащееся в „Каталоге савитарских рукописей Джеффри Уортона“ под номером 95, трактует, в сущности, о тайнах пространства. А так как этот достойный ученый, как Вы понимаете, Александр, все же не справился в полной мере…» Ну нет! Довольно!!
Я коротко отписал ему в тот же день, что не желаю слышать ни о достойных ученых, ни о пронырливых купцах, ни о деятельных британских офицерах, равно как и о Савитаре в целом, и что он напрасно надеется выиграть время, изображая из себя невинную овечку! «Меня интересует только одна Ваша мистификация, трактат моего прадеда под именем короля Салроша! И только одно сообщение — принимаете ли Вы мои условия? Я жду».
Подобных коротких писем я отослал ему в течение пяти месяцев с полдюжины. Он молчал. И вдруг прислал телеграмму:
«Бога ради, Александр, не торопите меня. Я уже рядом. Казин».
Через месяц пришло письмо.
4
Приветствую Вас, дорогой Александр!
Приветствую, обнимаю и спешу поделиться с Вами — теперь я могу это сделать без оглядки! — некоторыми сведениями и соображениями относительно тайны «Тайн жалонёрского искусства»… О, если б Вы знали, мой добрый и бесценный друг, как я обязан Вам!..
Однако ж к делу, к делу!
В одном из своих писем Вы мельком упомянули, что имеете на руках оригинал трактата Вашего покойного прадедушки Павла Евсеевича Туркина. Но так ли это, Александр? Нет-нет, не подумайте, что я хочу уличить Вас в заведомой неточности! Вы честный и сердечный молодой человек, который может только искренне заблуждаться… Впрочем, не это важно.
Мне наконец-таки удалось обнаружить не только печатный экземпляр трактата, тот самый, о судьбе которого Вы строили различные догадки, но и рукописный оригинал. И где бы Вы думали? В одном захудалом частном собрании. А я-то, старый упрямец, назойливо тревожил Библиотеку конгресса! Но что я говорю, Боже мой! Где именно находились эти сокровища — тоже не важно. А важно вот что!