Пошел назад в кухню. Лиса уже убежала, а я встал на цыпочки и пописал в раковину. У Маруши в комнате был только умывальник и ночной горшок с крышкой, который она выносила по утрам. Насколько я знаю, она еще ни разу не пользовалась нашим туалетом, хотя мать ей и разрешила. Что называется, в крайних случаях…
Поэтому входная дверь никогда не запиралась. Я открыл кран и смыл потеки.
На подвесной полке тикал будильник. Через час проснется отец и начнет готовиться к смене. Я открыл морозилку, прибавил холоду и взял из бумаги еще один кружок колбасы. Но когда я уже держал его в руке, я неожиданно рыгнул, кисловатый привкус чая ударил мне в нос, и я положил колбасу назад и закрыл холодильник.
Я уже не чувствовал себя таким разбитым. В туалете прошумел спуск, Маруша вышла, не обращая никакого внимания на скрип половиц, не таясь, прошла к двери, а я тихонько сказал:
– Т-с-с.
Она испугалась, положила руку на грудь и на секунду закрыла глаза. Она стояла в свете луны, и мне было видно прокладку у нее в трусиках, чистую и белую.
– Тебе обязательно так меня пугать?
Это был даже не шепот, она словно выдохнула слова, а я ухмыльнулся.
– Ты поранилась?
Она недоуменно чесала затылок.
– Чего – я? Иди спать, малыш. Скоро утро.
– Ну и что?
Я облокотился на дверной косяк, скрестил руки на груди.
– У меня каникулы.
– Это у тебя. – Она зевнула. – А у меня с утра собеседование. У Кайзера и Гантца.
– В Штекраде? Что ты там забыла? Будешь гардины продавать?
Она не ответила, показала на спинку дивана, на пачку сигарет.
– Возьму одну?
Я пожал плечами.
– Это моего отца. Они без фильтра.
– Ну и что? Думаешь, наделаю в штаны?
– Да это ты уже сделала.
Она заправила локон за ухо, и в свете луны ее улыбка показалась мне гораздо более лучистой, чем обычно.
– Что – я? – Затем она выбила один Gold-Dollar из пачки. – Скажи, ты хоть и миленький, но у тебя что, винтиков не хватает или как? – Она вышла на лестничную площадку, кивнула головой. – Пошли, поболтаем немножко.
Я отлепился от дверного косяка.
– С чего это я вдруг миленьким стал?
Но она не ответила и исчезла в своей комнате. Я там еще никогда не был, разве что заглядывал с нашего балкона. И хотя одна створка окна была открыта, пахло чем-то сладким, как пропотевшим постельным бельем. У вырезанной из постера в натуральную величину фигуры Грэхема Бонне[6] не хватало одной ноги, а на маленькой полочке с книжками Энид Блайтон[7] лежала деревянная блок-флейта. Лак с мундштука совсем облез. На коврике перед шкафом стоял новенький проигрыватель, переносной, на батарейках, с щелью для сорокапяток. Некоторые из них были разбросаны на полу: She Loves You, Marble, Stone amp; Iron, Pour Boy. Маруша уселась на старенькую кровать.