Ну, так вы ответите мне, почём ваша картошка? – с налётом повелительного нетерпения переспросила женщина.
– Пятнадцать рублей, липецкая, – наконец смогла ответить Аня, одновременно убирая со лба потную прядь.
Женщина неторопливым жестом сняла очки, зацепила их дужкой за кармашек на кофточке, и из своей небольшой, такой же белой, как и одежда, сумочки достала целлофановый пакет. Она купила два килограмма молодой картошки, причём отбирала, бракуя едва не каждую вторую…
– Вот, пожалуйста, черничка, прямо из лесу, сам собирал, для поддержания зрения лучшее средство, – вскочил со своего ящика дачник, обращаясь к отходящей от Ани покупательнице.
– Она у вас откуда, – покупательница остановилась возле соседа Ани.
– С Шатуры, экологически самый чистый район Подмосковья, с готовностью ответил дачник.
– А по радио передавали, что вся черника в Москву завезена из областей, где осело чернобыльское облако, – лукаво улыбаясь, подначила разборчивая покупательница.
– Да что вы… я могу сертификат проверки предъявить, двадцать шесть рублей за него заплатил! – защищал свой товар дачник.
– Нет уж, спасибо, я на зрение пока не жалуюсь, – женщина так же неспешно, скользя глазами по прилавку, прошла в сторону Зары.
По её рассеянному взгляду нетрудно было догадаться, что зелень она покупать не собиралась, не смотрела она и на Зару, видимо демонстративно, как и на всех прочих торгующих на рынке кавказцев.
– Пэтрушка… укроп, – негромко, на всякий случай процедила сквозь зубы Зара, когда покупательница поравнялась с ней.
Зара ненавидела всех «белых» женщин. Ненавидела за то, что те могут многое, что не может она, одеваться во что хотят, смеяться когда хотят, разговаривать громко, не боясь окрика, за то что при желании могут «пилить» своих мужчин, ругать, а некоторые даже бить, не опасаясь быть избитыми в ответ. Она, как и все воспитанные в строгости мусульманские женщины всего этого не могла, не имела права. Видя множество нищих «гяурок», она считала их нищету справедливым наказанием за ту вольность, свободу. Так же она воспринимала, унижения, которым подвергались работавшие у них и других кавказцев украинки. Правда, вместе с тем она считала, что её правоверные сыновья оскверняются об их нечестивые тела. Она привыкла видеть их бедных и бесправных… Но стоящая сейчас перед ней явно не была, ни униженной, ни бедной, ни больной, к тому же так бессовестно оголилась. Женщина должна стыдиться, закрывать свое тело и даже по возможности лицо. Так её воспитывали с детства, воспитывали даже в годы её молодости, когда мусульман в безбожном СССР пытались воспитывать в духе веры в Партию, а не в Аллаха. Аллах наказал тех воспитателей, лишив их разума и воли, отнял у них власть над людьми. Так почему же он не накажет эту бесстыжую, не накажет всех других, кто приходит на рынок с голыми руками, ногами, спинами, животами, бессовестно соблазняя мужчин, почему не накажет, так же как всех этих хохлушек, как эту проклятую Аньку, чтобы и у этой не было ни денег, ни мужа, чтобы и она не трясла здесь своим кормленым телом, а была вынуждена так же как все эти твари вымаливать кусок хлеба, чтобы и она пахла не духами, а потом!?