Невежество, утрата знаний порождали самые невероятные слухи, закономерным итогом которых стал устойчивый иррациональный страх, формирующий субъективные понятия.
…Однако шло время, а подсознательная тревога не оправдывалась. Раз за разом, выкарабкиваясь из пучин глубокого, граничащего с беспамятством сна, он чувствовал себя лучше. Периоды бодрствования становились все более продолжительными, прозрачная крышка, поначалу отгораживавшая его от внешнего мира, куда-то исчезла, но автоматика не прекратила манипуляций над травмированным организмом — незримые, но ощущаемые устройства массировали тело, сквозь тонкие трубочки постоянно подавались какие-то жидкости, Астафьев впервые не чувствовал возникающего время от времени голода, но это не радовало, а наоборот — пугало.
Он понемногу приходил в себя, возвращая утраченное восприятие реальности.
Не имея возможности увидеть себя со стороны, Николай невольно прислушивался к ощущениям тела, особенно в моменты, когда начинали свою работу микромассажеры.
Левой ноги не было.
Понимание этого пришло внезапно, как страшное откровение. Она не онемела, ее отрезали. Мысль тут же начала угасать вместе с разумом, перед глазами появилась мутная пелена, и спустя мгновение он впал в глубокое забытье.
…Очнувшись от долгого, полного кошмарных сновидений сна, он не испытал повторного шока. Мысль о том, что он превратился в одноногого калеку, каким-то образом прижилась в рассудке, не причиняя острой душевной боли, — сон, словно губка, впитал мучительные переживания, частично примирив разум с ужасающим фактом.
Он попытался пошевелиться, но не смог Хотел вспомнить, что происходило с ним до ранения, однако память глубоко спрятала травматические впечатления, неохотно отдавая лишь смутные, размытые образы.
Что-то нивелировало его психику, не позволяя сосредоточиться на недавних событиях, возможно, таким образом на него воздействовали препараты, вводимые в кровь автоматической системой поддержания жизни, — во всяком случае, вместо стресса он ощущал отрешенность, покой… хотя в его положении подобная реакция выглядела неестественной.
Прошло и это.
Время постепенно утратило смысл, потеряло статус физической величины.
Рассудок работал вяло. Он ощущал, как переборки с разными интервалами аритмично вибрировали, но далеко не сразу сообразил, что дрожь металлоконструкций передает отголоски долгого, то затухающего, то возобновляющегося с новой силой боя, который шел где-то рядом, на подступах к жилым секторам.
Возможно, ксеноморфы, вдохновленные победой в смежном секторе, решили окончательно расправиться с людьми.