22
Предплечье капитана расширилось в три раза, его пальцы, сжимающие трость, которой он пользуется при объяснении, периодически целиком захватывают экран; водружённый на этажерку громадный аппарат — полупушка, полулокомотив — направляет в темноту большой гостиной туманный конус, в котором переливаются всеми цветами радуги летучие пылинки, а на влажной простыне, натянутой поверх большой карты Империи, как по волшебству, возникают усатые драгуны, скачущие навстречу смерти верхом на конях в увесистой упряжи. От звуков рояля дрожит люстра и балконные двери.
Внезапно отключают электричество; ещё секунду, три музыкальных такта, кони продолжают скакать по радужной оболочке наших глаз. Раздаётся персидское ругательство и рёв малышни.
В темноте кончается сфера разумного, где царит официальный порядок: вместо него у нас действует другой, тайный механизм, запущенный аварией. Дарес и Медонт, которых капитан послал проверить пробки рядом с карцером под парадной лестницей, по пути получают секретный приказ вырвать их и встать на посту, чтобы свет не вернули. Прямо в большой гостиной, изображая голос капитана, Мимас приказывает всем разойтись по классам и там забаррикадироваться. Вскоре тёмные коридоры наполняются яростными криками; наши часовые героически защищают пробки от дневального, который пришёл их менять. Молодой генерал остался без света в своей келье на третьем этаже и теперь в ночной рубашке сражается плечом к плечу с дневальным. Группа кадетов бросается на помощь часовым; опьянённые свободой и болью, с окровавленными лицами, мы наконец заталкиваем молодого генерала и дневального в карцер, где они напрасно колотят в дверь; ключи отобрали у капитана, которого Персы умудрились упрятать в рояль; наконец, когда внизу наступает полная тишина, мы тесными рядами направляемся к коридору второго этажа, где находятся апартаменты директора и большинства офицеров. Они не выходили, а может, предусмотрительно спрятались, осознав размах мятежа. Лейтенант храпит или притворяется, что храпит, в своей постели: мы просто поворачиваем ключ в двери. Капеллан зажёг свечу и молится; Ферсилокий и Ферий, босые, с головой накрылись простынёй и машут ею со зловещим «У! У!», изображая дьявольское видение, потом задувают свечу и утаскивают сутану. Напротив, в лазарете, опередившие нас двое Персов разогнали больных, забаррикадировались с кудахчущей фельдшерицей и отказываются открывать. Комната барона де Н., к счастью, пуста; перед ним мы бы оробели, но он часто уходит по вечерам, когда нет дежурства. Желтоватый свет мерцает под дверью директорской гостиной; мы следим через замочную скважину за старым генералом, который прячется там в окружении всего своего семейства; решено обследовать комнаты, оставленные дочерьми директора; Линкей и Алетий отличились особо и тащат наваленные вперемешку украшения, бельё, письма и фотографии. Слаженным движением вышибив обе двери, мы врываемся в директорскую гостиную. Идас и Сидоний, натянув на голову мундиры, распахивают дверь, ведущую в спальню, и — глазом никто моргнуть не успел — разбивают две керосиновые лампы, освещавшие тесный семейный круг. Из темноты коридора подтягивается весь отряд, и малыш Гиас со свойственными ему дерзкими нотками выдаёт распоряжение, которое до глубины души потрясает и нас, и наших жертв: