— Да, — коротко ответили в трубке.
— А что все же вам сказал Петруха?
— Это не по телефону, — немного помолчав, ответил Володя.
— Хорошо, — согласился и предложил: — Тогда что, опять в «Мечте»? Кухня там хорошая.
— В ней, — услышал я ответ.
— Во сколько?
— Давай в шесть вечера…
— В шесть, — повторил я и нажал на кнопку «отбой»…
* * *
А хорошо сидеть в «Мечте» вечерами! Особенно хмурыми, колючими и с моросящим пронизывающим дождиком.
Здесь уютно и благостно. Народу немного; приглушенно и как бы вдалеке играет музыка; тепло, мягко. Даже слышно иногда, как потрескивают дрова в камине. Так бы и остался здесь после ужина ночевать, улегшись на мягком диванчике и прикрывшись пледом. А под голову положил бы две своих ладошки, как в детстве, когда был совсем маленьким.
Так нельзя же, попросят!
Однажды увидел в каком-то старом фильме, как потерявшийся мальчик улегся на скамейке в парке и так же подложил под голову свои ладошки. И я тоже хочу подложить обе свои ладошки под голову, как тот мальчик из черно-белого фильма… А утром пусть меня разбудит запах только что сваренного кофе с кусочком мягкого белого хлеба с хрустящей корочкой, на котором тонкий слой сливочного маслица, а на нем — черная икорка, слоем, скажем, с большой палец. И я откусываю от такого славного бутерброда кусочек за кусочком, смакуя вкус и запивая все это горячим кофе…
— А здесь очень уютно, — в унисон моим мыслям звучит голос Коробова. — Так бы здесь и остался до самого утра.
Я улыбнулся. Стопроцентное попадание! В мои мысли и желания. Он такой же, как и я, этот Володька Коробов…
— Ну, ты что, дремлешь? — снова донесся до меня голос Коробова.
— Блаженствую, — расплылся я в улыбке.
— У меня мало времени, давай по делу, — сказал Володя.
— Ты же хотел остаться здесь до утра? — удивленно посмотрел я на него.
— Хотел бы, но не останусь, — мой университетский товарищ посмотрел с укоризной. — Давай, что ты там накопал по Санину…
— Игорь Валентинович был не такой уж и приятной для окружающих личностью, — начал я. — Один человек, который рядом с ним работал, говорит, что Санин запросто мог нахамить на площадке персоналу только потому, что у него плохое настроение, послать даже на три буквы, не считаясь ни с полом, ни с возрастом. Считал, что ничего никому не должен, что он царь и бог, и мог сорвать съемку по пьянке или капризу. Некоторые продюсеры просто отказывались с ним работать.
— А их фамилии тебе известны? — спросил Володька.
— Да, — ответил я.
Он достал записную книжку и ручку, вопросительно посмотрел на меня:
— Давай мне их…