В следующую секунду раздались короткие гудки.
Я посмотрела на Дениса долгим взглядом. Сейчас я могла себе это позволить — я же была больной, беспомощной и маленькой. Он сочувственно сжал мне руку, хоть и не знал, в чем дело, забрал трубку и убежал к своему Михалеву, так и не услышав от меня «спасибо».
Понурив голову, я пошла к Ваде отпрашиваться с работы. Не на весь день, конечно, а всего на полчаса. Ну, на час.
Вадя предложил мне уволиться. Я согласилась. Он сразу передумал и стал умолять меня не принимать поспешных решений, как будто увольнение была моя идея. Я опять согласилась. Затем он сказал, что может отпустить меня, но только на пятнадцать минут. Я сказала, что лучше уволюсь. Он начал торговаться. Двадцать минут? Двадцать пять? Я скорбно качала головой. Тридцать? Но мне и тридцати уже было мало. «Сорок? — в отчаянии восклицал он. — Сорок четыре?» Сошлись мы на одном часе пяти минутах. И здесь я в скобках хочу заметить, что причина нашего спора была вовсе не в том, что я, такая ленивая, шантажирую несчастного режиссера, выпрашивая лишнее время для отдыха. Причина в том, что Вадя — человек на четверть южный и просто обожает поторговаться. Он даже в нашем кафе торгуется, хотя там на все есть вполне внятные ценники.
Ужасно довольный этой маленькой мизансценой, он махнул мне рукой, прощаясь, и повернулся к оператору, с которым повел приятную беседу о недостатках михалевских картин.
А я тихонько передала Саврасову свой разговор с Петей и коротко объяснила, что к чему. Он был удивлен. Сколько раз ему приходилось бывать у Миши, а Веронику он не встречал. Он сделал довольно любопытное предположение, что лично она Мишу не знала, а была самой обыкновенной его поклонницей. Такая мысль мне в голову не приходила. Что свидетельствует об отсутствии у меня данных для следовательской профессии. И что с того, что Вероника жила в одном подъезде с Мишей? Само по себе это обстоятельство ни о чем не говорит. У меня есть знакомая девочка, так она живет на одной лестничной площадке с известным теннисистом, в которого влюблена с детства. Бывают и такие маленькие радости в жизни.
И все равно Вероника — свидетель. Хотя толком она мне ничего не сообщила, я была убеждена, что это она обнаружила убитого Мишу и позвонила в дверь Толе. И наверняка она знала, кто убийца...
Я вдруг застыла, пораженная одной мыслью: а что, если она решилась и сейчас вместе с Петей едет сюда, чтобы открыть мне имя убийцы? Или, может, Петя, как психотерапевт, расколет ее по дороге? Надежда придала мне сил. Я улыбнулась Саврасову и ушла.