— Я сейчас приеду, — мрачно сказала я.
Противный Оникс! Никакого такта, никакого уважения к преклонным годам нашей Мадам. Разве можно вот так запросто вываливать шоковую информацию на пожилого человека? Пусть даже она в жизни не видела Веронику Жемалдинову, она же знала от меня, кто она такая, знала, что я должна была идти с ней в кино... Представляю, что она подумала после сообщения Сахарова, какие картины возникли в ее голове... Наверняка решила, что меня тоже удавили.
Твердо решив высказать оперативнику все, что я о нем думаю, я поехала в больницу.
Саврасов встретил меня у входа. Вместе мы прошли к Мадам. Нас пустили только на минуту.
В огромной больничной кровати она казалась совсем маленькой, беспомощной. У меня защемило сердце, и я неожиданно заплакала. Саврасов прижал меня к своей пухлой груди, назвал «хорошей девочкой» и увел из палаты. Внизу, в холле, мы просидели около часа. Затем туда явился Оникс. От него пахло водкой.
Оказывается, он приехал к Мадам и соседи рассказали ему, что случилось.
Я обругала его, он покаялся. Ему действительно было очень стыдно. Он никак не ожидал... Тут он сердито посмотрел на меня: он, видите ли, никак не ожидал, что я делюсь такими подробностями своего расследования с друзьями. А чего он хотел? Чтобы я молчала как партизанка? Нет уж, мои друзья — люди порядочные, никто из них не мог быть замешан в убийстве, так что не надо песен. Я ему так и сказала: не надо песен. «Что?» — угрожающе сдвинув брови, переспросил он. «Не надо ля-ля!» — ответила я.'
Успокоил и помирил нас Саврасов. Новый удар судьбы, как ни странно, только закалил его. Он выглядел очень неплохо, держался молодцом; рядом с ним я чувствовала себя намного лучше. Даже мое жуткое настроение, еще больше испорченное происшествием с Мадам, чуть поправилось. А ссора с Ониксом вообще придала сил.
Мы вышли на улицу — захотелось пройтись на свежем воздухе. Саврасов взял с нас слово, что мы не будем ругаться, и остался в холле.
— Что ты утащила из квартиры Жемалдиновой? — спросил Сахаров, как только за нами закрылись двери больницы.
— Ничего. Как ты мог подумать?..
Вроде бы мне удалось сделать вид оскорбленной невинности. Хотя он в любом случае уже не раз пожалел, что при первой нашей встрече был столь лоялен.
— Ты читала Кукушкинса?
Ну и переход! Что общего между квартирой Вероники и Кукушкинсом?
— Читала. Сто раз.
— А я пять.
— Какой роман?
— Последний — «Три дня в апреле». Не знаешь, почему ваша Мадам посоветовала мне его почитать?
— Именно его?
— Нет... Она просто сказала: «Почитайте Кукушкинса. Вы многое поймете».