Я бы с удовольствием посидела с ними и выпила, но мне очень не хватало Саврасова и Дениса. Я не стала спрашивать у Вади, где Михаил Николаевич, так как догадывалась, что он поехал домой, но Денис... Наверное, сыщики уже покинули его квартиру — прошло почти два часа с того момента, как я ему позвонила.
Я села в кресло Мадам, подвинула к себе телефон.
В ту же секунду раздался звонок в дверь. Я не стала пока снимать трубку, рассчитывая, что это пришел Денис. Однако услышала голос Саврасова. Тихий — такой, какой сегодня и у Мадам, и у меня, и у Дениса. Я вскочила и понеслась в коридор.
Саврасов принес литровую бутылку «Смирновской». Не хотелось бы ерничать в такой день, но я не удержалась и подумала, что Саврасов, судя по этой дорогой водке, действительно сильно любил своего племянника. Не вижу более причины, по которой он мог бы расстаться с такой огромной суммой денег.
Мой друг выглядел так, словно его самого только что убили, — бледный как мел, с синими губами и мутными глазами. Сначала я решила, что он набрался (что, в общем, на него не похоже), но в следующий миг отмела это предположение. Он очень, очень сильно страдал. Страшное известие о смерти племянника плюс слабое здоровье — и вот результат. Саврасов еле стоял на ногах. Менро даже счел нужным взять его под руку и проводить в комнату. По тому факту, что Михаил Николаевич не сопротивлялся этому, я поняла, что дело совсем плохо.
Я встревожилась и взглядом испросила Мадам совета. Она пожала плечами. Она и сама была не в лучшем состоянии. А собственно говоря, чего я хотела? Погиб человек, которого все любили и уважали в высшей степени, и, конечно, в душе у каждого сейчас разрасталась та тоска, с которой люди обыкновенно провожают близких.
Молча все прошли в комнату, молча сели за стол.
Слева от меня сидел Саврасов, справа — Вадя. Далее — Константин Сергеевич, Мадам, Менро и Пульс. Пульс, как назло, прямо напротив меня, так что волей-неволей я часто натыкалась на него взглядом. Но поскольку обстановка была располагающей к унынию, я почти не переживала по этому поводу. Довольно было других...
Разговор не клеился. Я думала о Денисе, и мое мрачное настроение оттого усугублялось. Где он, с кем, как себя чувствует и когда я его увижу — вот вопросы, не дававшие мне покоя. Несомненно, мне стало бы легче, если б он тоже сидел здесь.
— Удивительная штука — жизнь! — вдруг заговорил Пульс своим резким, пронзительным голосом чайки. — Вот жил человек — и нет его!
Все промолчали. Что можно сказать в ответ на такую банальность? Я только подумала, что он мог бы сначала прожевать бутерброд с колбасой, а то плюнул в меня хлебной крошкой.