— Спасибо, — сказала она, кивая на «подарок». Хотя теперь это едва ли можно было назвать подарком, думала Анджела, осторожно вытирая липкую массу, оставшуюся на ее халате после столь неумелого завершения секса.
— Ладно. Мне надо… идти. — Казалось, ему не терпелось поскорее исчезнуть отсюда. — Я еще приду. В среду. Вы еще будете здесь?
— О, да. Я так думаю. Принеси мне еще, — пробормотала Анджела, снова поднося к губам бутылку. Он улыбнулся.
— Хорошо. До скорого.
— Пока, счастливчик.
Анджела раскинулась на кровати, когда он выскользнул в коридор. Боже. Это было так здорово. Бренди обжигало знакомым теплом ее горло, стирая головную боль, дурные мысли, резь в глазах… горечь на сердце. Ей мгновенно стало лучше.
Прошел месяц — целый месяц без Амбер — и, к ее огромному удивлению, Бекки обнаружила, что ее дни не проходили в подсчитывании минут до приезда подруги. Уже после первой недели она перестала вести свой дневник, в котором записывала все, что она могла забыть рассказать из важного произошедшего, когда Амбер вернется. Она была занята в школе, и, конечно, в любом случае у нее была Мадлен. Мадлен приходила в гости практически каждый день в последние две недели, но ни разу не предложила Бекки зайти к ней, хотя Бекки было бы очень интересно увидеть дом Мадлен. Она знала, что раньше мать Мадлен была писательницей и ее книги хорошо рекламировались (она спросила своих родителей, что это значит), а ее папа был оптометристом (и снова Бекки пришлось об этом спрашивать), но теперь они жили совершенно другой жизнью. Бекки не могла вообразить причину, из-за которой ее родители резко сменили свои профессии и род занятий — ее мама теперь работала уборщицей, а отец работал на фабрике, — но Мадлен не любила обсуждать это и не хотела приглашать Бекки к себе. Но Бекки была любопытна и настойчива, и случайно в пятницу днем она добилась своего. После трех или четырех вопросов Мадлен сдалась.
— Но это не так, как у тебя дома, — описывала девочка мрачную пустую прихожую в своем доме.
— Неважно, — серьезно ответила Бекки. Она не могла понять упрямство Мадлен. В конце концов, на сколько они могут отличаться? Она надела свои белые тапочки и спрыгнула с кровати.
— Готова? — спросила Бекки.
Мадлен грустно кивнула. Она посмотрела на Бекки и представила ее у себя в комнате. Та выглядела бодрой и свежей. Ее длинные блестящие волосы были причесаны на прямой пробор в две косички, спадающие по обе стороны ее маленького веснушчатого лица. Ее изумрудно-зеленые глаза сверкали, ее одежда была яркой и аккуратной, она выглядела так, как кто-то никогда не ступавший на Риверфлит, и это было слабым местом Мадлен. Они прошли вверх по улице Лэндброук-Гроув, Мадлен остановилась, когда они дошли до конца дороги. На развилке с Барбли-Роуд они повернули налево. Бекки посмотрела назад. В течение десяти минут они оставили позади элегантный, красивый мир Холланд-парка. Это был спальный район, он казался скучным и однообразным. Мадлен повернула направо на маленькую улицу, которая вела к железнодорожным путям. Риверфлит. Бекки увидела, как Мадлен полезла за связкой ключей. Она открыла дверь в подъезд, и они вошли. В подъезде пахло мочой и сыростью. Бекки чуть не стошнило.