Имело человечество. И взмах ножа все прекратит!
Основным для натуры Говарда — что весьма часто выражается в его поэзии — было ощущение сладости смерти. Смерти, которая не минует никого, смерти, что является вратами к счастливому Завтра. Глубоко привязанный к своей матери, он еще в раннем возрасте пришел к решению никогда не покидать ее и определил себе счет дней сообразно со временем жизни единственного человека, на любовь которого мог безоговорочно рассчитывать. Если кто-то сомневается, что решение, принятое Говардом, было бесповоротным, ему достаточно прочесть стихи, написанные им в начале 20-х годов. Известные строки „Искусителя“ явно и безошибочно говорят об его чувстве:
Я изнемог противиться теченью,
Велениям судьбы с ее Гнетущей силой…
Со страстью я хочу отдохновенья,
Как ждет жених соединенья с милой.
В другом стихотворении, „Невеста Кухулина“, Говард упрашивает женщину (может быть, свою мать?) оставить этот ужасный мир с его страстями и древней луной и соскользнуть вместе с ним под величественные пенные волны:
На берегу, где брызги волн тугих
Песок белесый бьют без устали веками,
Украшу бледное чело твое венками,
Которые сплету я из цветов морских.
Роберт Говард был человеком, который разговаривал с демонами ада, содрогался, осаждаемый высасывающими из него душу чудовищами с ногами грифона, видел в полночь крадущиеся узкие тени змей и ходил по тропам вместе с призраками. Столь яркими и безжалостно жестокими были эти создания тьмы, что нам не следует удивляться, что как мальчиком, так и мужчиной Роберт был подвержен кошмарам или почему, будучи студентом, оказавшись в одиночестве на верхнем этаже пансиона, он дрожал от страха, услышав скрип двери. Еще менее удивительно его ощущение постоянного преследования чудовищами, сознание того, что его никто не любит, жизнь не имеет смысла и даже успех не имеет той силы, что способна вырвать его из распахнутых Объятий смерти.
Еще в „Вознаграждении“ — одном из лучших своих стихотворений — Говард, как никогда горячо и самозабвенно, радуется видениям, переступает через кошмары, клубящиеся в его черепной коробке. Несомненно, эти будоражащие душу вампиры и черные демоны, среди которых он жил, были ценой, которую художник должен платить за самовыражение и ту тайную кладезь колдовства, мистицизма и мифов, откуда он черпает своих колдунов, воинов, чудовищных змей и других монстров, которые с неукротимой энергией перемещаются по выдуманному им Хайборийскому миру. Из того же обилия чувств возникают поэтическая образность и увлекательные идеи, которые столь часто очаровывают нас и которые так щедро разбросаны по следующим строкам: