Пару минут спустя Билл кое-как выбрался из корыта. С малого потоками лились вода, кровь и жуткие богохульства.
— Твою мать! — прохрипел он, бессильно грозя мне издали дрожащим кулачком. — Проклятый убийца! За такие надругательства я лишу тебя жизни!
— Никогда не имел привычки вступать в бессмысленные препирательства с конокрадами, — фыркнул я, подобрал с земли оброненные мною чересседельные сумки и стал проталкиваться через кучку дружков Билла, которые все вдруг сделались дико вежливыми и суетливо отпихивали друг друга, чтобы очистить мне дорогу.
Кроме того, я заметил, что если даже, по своей неуклюжести, я ненароком и отдавил кое-кому из этих парней все пальцы на ногах, они ругались ну совсем шепотом, скромно отводя глаза в сторону и делая вид будто ищут в кармане табакерку. Еще бы! Ведь взрослые же люди! Давно пора было научиться побыстрее отдергивать свои поганые копыта, коли уж им так не нравилось, когда на них кто-нибудь случайно наступал!
Я притащил чересседельные сумки в комнату Балаболки и поведал о своей небольшой размолвке с Биллом в надежде малость развеселить парня. Но он почему-то опять весь затрясся и сказал:
— О Боже, Брек! Ведь это же один из парней Волка Фергюссона! Он просто хотел узнать, какая из лошадей в корале твоя! Этот трюк стар, как мир, вот почему честные люди не дали себе труда вмешаться. А сейчас бандюгам ничего не стоит тебя выследить! И уж теперь нам точно придется дожидаться ночи!
— Пески времен, приливы и отливы, а также Элкинсы никогда никого не ждут! — презрительно фыркнул я, заталкивая золото в сумки. — А если этот гнусный койот с мерзкими желтыми бакенбардами жаждет приключений на свою… шею, так он их получит! В обе руки! А ты завтра утром садись в дилижанс и вали прямиком в Уосретон. Ежели меня там еще не будет — жди. Днем раньше, днем позже, но я непременно появлюсь. И не трясись ты так из-за своих глупых самородков. В моих сумках они сохранятся надежнее, чем в банковском сейфе!
— Да не ори ты так громко! — принялся умолять меня Карсон. — Этот долбаный лагерь битком набит шпионами, и кто-нибудь из них наверняка караулит внизу!
— Но я не умею говорить тише, чем шепотом, — с достоинством возразил я.
— Твой бычий рев может сойти за шепот разве что на Медвежьем Ручье! — поникшим голосом заметил Карсон, утирая рукавом пот со лба. — Но я готов биться об заклад, что на любом конце нагорья его сейчас услышал даже глухой!
Эх!
Какое все-таки это прискорбное зрелище: бегающие глаза насмерть перепуганного друга!
На прощание мы пожали друг другу руки, и я покинул бедного мученика, оставив его обреченно вливающим в глотку местное красное пойло. Стакан за стаканом, словно воду. И я перекинул сумки через плечо, и протопал вниз по лестнице, и бармен тихо сказал мне, перегнувшись через стойку: