— Эй!
Я резко обернулся на голос, в обеих руках по пушке, и тут из зарослей выезжает какой-то длинный, тощий старый хрыч, густо поросший черными бакенбардами.
— Кто ты таков и что ты имел в виду, когда крикнул мне «эй?» — вежливо поинтересовался я. Нам, Элкинсам, ни при каких обстоятельствах не изменяет врожденное чувство такта!
— Ты, случаем, не тот хозяин жеребца-людоеда? — спросил этот тип, на что я ему с достоинством ответил:
— Никак не пойму, о чем ты толкуешь! Эту лошадку зовут Капитан Кидд. — Я поймал его молочным жеребенком на верхней сьерре Гумбольта.
— Это самый громадный жеребец из тех, что мне доводилось видеть, — покачав головой, заметил чернобородый. — Но все же он кажется довольно резвым.
— Кажется? — переспросил я, слегка обидевшись за свою лошадку. — Да Капитан Кидд в два счета обгонит в этом штате все, что тут умеет шевелить конечностями! И при том с легкостью унесет на себе и меня, и тебя, и все долбаные самородки, какие только есть в этих сумках!
Вообще-то я не собирался упоминать о золоте. Хотя с другой стороны, в отличие от Балаболки Карсона, я не мог взять в толк, как такое упоминание может повредить делу.
— Знаешь, — вдруг сказал этот тип, — а ведь ты нажил себе врага, парень! И не кого-нибудь, а Билла Прайса, одного из головорезов Волка Фергюссона, — самую ядовитую тварь из всех, когда-либо натягивавших на себя кожаные сапоги! Он проезжал тут всего несколько минут назад и с пеной у рта клялся, что вырежет твое сердце и напьется твоей крови! Он подался в горы, хотел собрать там человек полста из своей банды, чтобы выйти на охоту за твоим скальпом!
— Ну и что с того? — равнодушно спросил я. Слова чернобородого не произвели на меня ровным счетом никакого впечатления. Все равно кто-нибудь всегда жаждет напиться моей крови, а полсотни или пускай даже сотня конокрадов не чета одному Брекенриджу Элкинсу!
— Ты угодишь в засаду, — предупредил меня старый хрыч. — Ты такой милый, честный молодой человек и заслуживаешь лучшей доли. Просто ну никак нельзя допустить, чтобы стая бесчестных мерзких паразитов досуха высосала твою кровушку! Я сейчас пробираюсь к своей хижине — она высоко в горах и довольно далеко от хоженых троп, — так почему бы тебе не отправиться со мной и не залечь на дно, пока головорезы рыщут повсюду в поисках твоего скальпа? Уж там-то они тебя никогда не найдут!
— Я не привык прятаться от врагов!.. — взревел было я, но внезапно вспомнил о слитках в моих чересседельных сумках.
Ведь прежде всего мой долг — доставить их в Уофетон! А если я свяжусь с бандой Фергюссона, то — чем черт не шутит — вдруг мерзавцы сумеют-таки меня уложить, подстрелив откуда-нибудь из лесной чащи, и сбегут, прихватив с собой добытое тяжким трудом золотишко Балаболки? У меня было очень тяжело на душе, но я принял твердое решение уклоняться от битвы до тех пор, пока не вручу Карсону его слитки в целости и сохранности. Ну а потом (принес я себе нерушимую клятву) я вернусь! Я вернусь и натяну этому Волку Фергюссону его гляделки на его ж… на его же шею! За то, что он поставил меня в столь унизительное положение!