Гордон скрутил лестницу и положил ее на место, а затем закрыл за собой дверь, отсекая лунный свет, падавший со стороны каньона. Ближний конец туннеля погрузился во мрак. Американец шепотом приказал своему напарнику затаиться и ждать. Афридию ничего не оставалось делать, как, тихо ругаясь себе под нос, выполнить распоряжение Аль-Борака, который умел настоять на своем. В данном случае Гордон был уверен, что от одного разведчика в этом узком коридоре будет никак не меньше пользы, чем от двоих. Итак, Яр Али-хан занял позицию за выступом в стене туннеля и взял винтовку наперевес, а Гордон скользнул вперед — сначала по туннелю, а затем по дну узкой трещины в гигантской скале.
Как бы ни был узок и глубок этот разлом, какая-то часть лунного света все же проникала к его дну, отражаясь от каменных стен. Гордону, с его кошачьим зрением, вполне хватало этого освещения.
Не успел он добраться до угла, как звук шагов предупредил его о приближении к повороту какого-то человека. Гордон едва успел прильнуть к стене, распластавшись вдоль нее и чуть присев, чтобы не быть замеченным сразу, как из-за угла появился часовой. Стражник шел ленивой походкой человека, выполняющего рутинную, привычную работу, уверенного в ее формальности и в неприступности доверенного ему поста. Как все монголы, он был крепко сложен и кривоног, на его квадратном, медного цвета лице зловеще сверкали глаза и выделялась темная полоска похожего на старый тонкий шрам рта. В общем, такой «красавец» немногим отличался от демонов, какими их описывают легенды горных племен. Он шел, переваливаясь на кривых кавалерийских ногах, держа в руках тяжеленное ружье.
Он как раз поравнялся с притаившимся Гордоном, когда какой-то неосознанный инстинкт подал ему сигнал опасности. Круто повернувшись, он оскалился в гримасе ненависти и резким движением дернул вверх опущенный до того ствол оружия. Но едва лишь часовой стал разворачиваться, Гордон уже бросился ему навстречу, словно резко отпущенная стальная пружина, и, прежде чем ствол ружья поднялся на нужную высоту, палаш американца уже успел взмыть в воздух и обрушиться вниз. Монгол рухнул на пол, как заколотый бык; череп его был рассечен мощным ударом от макушки до челюсти.
Гордон замер на месте, напряженно прислушиваясь. Судя по ничем не нарушаемой тишине, никто не услышал шума короткой схватки. Подождав еще немного, американец условным свистом позвал Яр Али-хана, который не замедлил примчаться бесшумными прыжками — возбужденный, готовый в любую секунду вступить в бой.
Увидев мертвого монгола, он сплюнул и сказал: