.
Остальное оказалось не очень трудным, хотя и дорогостоящим делом. Елизавете удалось существенно поправить своё плачевное финансовое положение за счёт русской казны. Едва ли хотя бы ещё один самозванец обошёлся России так дорого. По подсчётам маркиза Античи, Дженкинс и Христинек уплатили по счетам «принцессы» 16 тысяч цехинов; ещё семь с половиной тысяч она даже отправила бывшему благодетелю Радзивиллу в Венецию>{179}. По своему обыкновению Елизавета не желала выглядеть обычной побирушкой — за услугу она царственно обещала Орлову помощь при римском или каком-нибудь другом дворе, благо подобные обязательства ей ничего не стоили — в отличие от расходов графа. В донесении от 14(25) февраля 1775 года Орлов отметил, что свита его подопечной выросла до шестидесяти человек. Возможно, граф преувеличивал, ведь, надо полагать, содержание спутников «принцессы» оплачивалось из его кармана. Щедрая помощь русского вельможи сгубила Елизавету: считать деньги она, кажется, принципиально не умела и не могла отказаться от такого тороватого спонсора. Птичка сама шла в расставленные силки, и её коготок уже увяз в них. Самозванка колебалась недолго — уже 28 января она написала Орлову о готовности выехать к нему в Пизу и передать свою судьбу в его руки.
Теперь оставалось лишь эффектно покинуть не оправдавшую надежд римскую сцену. В тот же день Елизавета сообщила прижимистому кардиналу Альбани, что в средствах более не нуждается, так как собирается… оставить свет и уйти в монастырь; впрочем, она обещала и в дальнейшем доверять ему свои сокровенные мысли. Правда, другим своим знакомым авантюристка выдавала иные версии. 5 февраля она уведомила маркиза Античи об отъезде в одно из своих немецких владений и отказе от всякой политической деятельности. Роккатани она сказала, что уезжает на шесть недель в Пизу, и на прощание подарила ему золотую шкатулочку с медальоном, изображавшим ворона и украшенным рубинами. «Если это комедия, — резюмировал аббат, — то она имеет столько затронутых здесь сторон, что удерживает зрителей в любопытстве»>{180}.
По словам Елизаветы, в Пизе она намеревалась переменить свою свиту — зачем ей теперь были нужны неудачники-конфедераты? Кажется, только Михал Доманский был готов идти за своей госпожой и любовницей до конца — он заявил в присутствии Роккатани, что станет во главе её войск, будет верен ей до последнего дыхания и даже готов сделаться отшельником, если она соберётся уйти от мира. Правда, на следствии он предпочёл менее героическую версию: называл свою даму «мнимой принцессой» и утверждал, что взялся сопровождать её в Рим в надежде получить обратно взятые им в долг и потраченные на неё деньги.