Бездна подобралась к самому краю.
– Ну что, дочь Ину, твой отец хотел знать, где мои корни.
– Он. Не я.
А Янгар не слышит.
– Сгнили. Давно. По ту сторону моря. Я понятия не имею, кто моя мать. Возможно, женщина, которой не повезло попасть в плен. Возможно, шлюха… хотя там, где я был, одно идет за другим. И я не знаю, кем был мой отец. Да и знать не хочу. Мне не нужен род, чтобы чувствовать себя сильным.
Он уже не целует – кусает губы едва не до крови и отстраняется.
– Я был рабом. И сам добыл себе свободу.
Я же слышу его боль. Она вплетена в его кожу рисунком шрамов. И той характерной неровностью ребер на левом боку, которая остается после того, как неправильно срастаются кости. И злостью, которая исходит от бессилия: прошлое не изменить.
Его память останется с ним, как моя – со мной.
– И все, что принадлежит мне, – выдыхает Янгар в губы, – я взял сам.
Мне жаль его.
Но Янгхаар Каапо, который придумал сказку о собственной жизни, не примет жалости.
– Так что, дочь Ину, тебе не страшно?
– Нет.
– Ты станешь женой раба.
Я, не Пиркко. Для нее, пожалуй, все это имело бы значение. А мне… мне хочется успокоить раненую бездну, и я вынимаю монету из его пальцев.
– Здесь нет рабов.
Но есть меха. И пламя. И каменные свирели слепой Кеннике.
Есть ласка Катто.
И мое такое вдруг взрослое тело, которое откликается на нее.
Есть боль, неожиданно сильная. Она длится недолго, но я вскрикиваю. И слезы льются из глаз.
– Тише, медвежонок, тише. – Катто собирает слезы губами. Он гладит влажные мои волосы, шепчет, что эта боль – мимолетна, она пройдет, забудется. И сам он сделает все, чтобы это случилось как можно раньше. Я вздыхаю.
Мне стыдно и за крик, и за слезы.
И за собственную слабость.
Я цепляюсь за его шею, приникаю влажными губами к ключице, хватаю пряди волос.
– Так бывает, мой медвежонок. В первый раз у женщины всегда так бывает. Но только в первый. – Янгар берет меня на руки и несет к чаше с водой и снова напевает колыбельную, вот только я не в силах разобрать ни слова. Язык незнаком.
Горячая вода уносит призрак боли.
– Так лучше? – Катто поглаживает спину.
– Лучше.
Настолько, что я вновь начинаю думать о неизбежном.
Наш брак заключен перед лицом богини. И эту нить, одну на двоих, уже не разорвать. Я слышала, что находились глупцы, которые пытались, но…
Судьба странно стелет дороги, и тем, кто однажды побывал в подземном храме, уже не уйти друг от друга. И что станет со мной завтра, когда грозный Янгхаар, тот самый, в глазах которого оживает бездна, узнает правду?
– Прости. – Я обвиваю его шею руками, прижимаюсь к груди. – Прости, пожалуйста…