В квартире стоял высокий, до самого потолка, шкаф с зеркалом.
Когда раздался кашель, потайная дверь шкафа бесшумно отворилась. Из шкафа показалась невысокая полная женщина, одетая во все черное.
Как осторожная мышь, неслышно ступая ногами, обутыми в меховые тапочки, подобралась она к стулу, где лежал дорогой пиджак Свирина, и унесла вещи в соседнюю комнату.
Там давно ожидал упитанный парень с гладко выбритым красивым лицом без всякого выражения.
— Жирный фраер, – произнесла женщина в черном.
Свирин имел обыкновение держать при себе крупные деньги.
Посчитали…
— Ого! – вырвалось у гладковыбритого, ноздри раздулись, на лице появилось выражение сдерживаемого восторга.
— Любаша – славная девочка, хоть кого обработает.
Несколько мелких купюр положили обратно в бумажник и тем же порядком отнесли вещи на место.
Валерия услышала стук упавшей табуретки (это тоже условный сигнал), и ею овладело беспокойство, которое передалось и Свирину.
— Боюсь, как бы… – она не договорила.
— Что?
— Уже поздно, – она выглядела испуганной и растерянной. – На днях снова увидимся. Я к тебе сама приду. Милый, дорогой…
Перед уходом довольный и счастливый Свирин хотел по привычке достать бумажник и отблагодарить, но Валерия заметила движение его руки.
— Какой ты смешной! За кого ты меня принимаешь? – сказала она и крепко поцеловала его, мягко подталкивая к дверям. – Уходя уходи, пока нас не застали. Больше нельзя оставаться.
Он берет с нее слово, что она непременно придет к нему завтра вечером.
— Могу ли я забыть? Если бы ты знал, как бы я хотела прийти к тебе навсегда! – и в этих ее словах звучит столько неподдельной тоски и отчаяния, словно они исходят из глубины сердца.
Грустными глазами она провожает его и запирает дверь.
«Кончена комедия!» – говорит она себе, но ей жалко той призрачной любви, которая мелькнула на мгновение и растаяла как дым. Еще не развеялись мечты, а хозяйка и «он» уже здесь.
Началась быстрая перестановка мебели «на всякий случай». Все передвинуто на другие места, и квартира уже не похожа на ту, которая была только что. Если бы Свирин вернулся, он не узнал бы квартиру.
— Ну, Любаша, – обратился гладковыбритый к лже-Валерии, – сегодня же вечером айда в Питер. Собирайся, вместе едем, там новое дело наклевывается. Поработаем!
Не стесняясь женщины в черном, он властно обнимает ее и сажает к себе на колени.
После ласк Свирина эти объятия кажутся грубыми. Она сидит на коленях у сутенера как подстреленная птица, боится сопротивляться, не в силах отвечать на заигрывания, вся съежилась и в глазах – тоска.