Чей?
Мог ли Лермонтов после счета «три» выстрелить в воздух?
По Дуэльному кодексу стрелять в воздух имел право лишь тот, кто уже выдержал выстрел противника, иначе его сочли бы уклонившимся от дуэли.
Но до счета «три» Мартынов медлил, а после счета «три» первая фаза дуэли заканчивалась, надо было перезарядить пистолеты и все начинать сначала. А Лермонтов даже в мыслях не собирался убивать Мартынова и после счета «три» вполне мог разрядить свой пистолет в воздух.
Как показало следствие, пистолет Лермонтова оказался все-таки разряжен. Один из секундантов заявил на следствии, что сам разрядил его, выстрелив в воздух после того, как все было кончено.
31 июля был день рождения матери Николая Мартынова. Она была в большом горе: сын ее застрелил на дуэли Лермонтова. Сын сразу же написал матери из Пятигорска. Написал, как пишут матерям, – вполне откровенно. А мать пересказывала эту дуэль фактически со слов сына, говоря о Лермонтове: «Он трус был. Хотел и тут отделаться, как прежде с Барантом, сказал, что у него руки не поднимаются, выстрелил вверх, и тогда они с Барантом поцеловались и напились шампанским. Сделал то же и с Мартыновым, но этот, несмотря на то, убил его…»
Лермонтов обладал необычайным даром предвидения. Он пророчески писал: «Умереть со свинцовой пулей в сердце стоит медленной агонии старца». Сохранился и его рисунок, изображающий двух дуэлянтов, стоящих почти рядом, один из которых выстрелил в другого, а тот качнулся с пистолетом в руке у пояса, направленным дулом в сторону.
В ранней юности Лермонтов написал странные стихи:
Кровавая меня могила ждет,
Могила без молитв и без креста.
Предсказание его сбылось. Тело его было предано земле без молитв и без креста. Убитые на дуэли приравнивались к самоубийцам.
Единственное, чего добились друзья, так это разрешения вырыть могилу на кладбище, а не за его пределами. На могилу его положили продолговатый серый камень, начертав на нем имя.
Бабушке долго не сообщали о гибели внука, а когда она узнала, с ней случился удар. Веки ее от слез опускались так низко, что их приходилось приподнимать руками.
В конце 1841 года бабушка обратилась с прошением на имя императора о разрешении перевезти прах внука из Пятигорска в Тарханы.
Император изъявил высочайшее соизволение на перевоз тела умершего Михаила Лермонтова в село Тарханы для погребения на фамильном кладбище «с тем, чтобы помянутое тело закупорено было в свинцовом и засмоленном гробе и с соблюдением всех предосторожностей, употребляемых на сей предмет…»
Было много хлопот по организации перевозки тела из Пятигорска. А осуществил это тяжкое дело камердинер, на попечении которого Лермонтов находился еще ребенком, скорее родственник, чем слуга, Андрей Соколов, получивший потом вольную и живший в отдельном флигеле господской усадьбы. До конца дней своих он так и не простил себе, что не смог уберечь «дитя» от пули.