Но Хасон упорствовал. Хасон не был плохим парнем, он просто был Хасоном. Тихим и задумчивым, но порой без всякой причины становился буйным, громкие звуки яростно рвались из его горла. Порой и я ощущал то же, что и Хасон — мне хотелось кричать и плакать; только я всегда сдерживался.
Заглянув в глаза его матери, я заметил, как они печальны. «Спасибо», — сказал я и вернулся домой. Ожидая, пока отец возвратится с Ультимой, я работал в саду. Каждый день я должен был работать по саду. Каждый день я отвоевывал у каменистой почвы холма несколько футов земли, годной для обработки. Земля льяносов была тяжела для земледельца, добрые земли лежали вдоль реки. Но моей матери хотелось иметь сад, и я работал, чтобы порадовать ее. У нас уже росло немного чилийского перца и помидоры. То был нелегкий труд. От вечного выгребания камня кровоточили пальцы, и казалось, что на квадратный ярд почвы выходит по тачке чистого камня, который приходилось свозить к стенке, служившей забором.
В ярко-синем небе стояло раскаленное солнце. Тень от облаков не появится до полудня. Пот прилипал к моему смуглому телу. Я услыхал звук грузовичка, и обернулся поглядеть, как взбирается он по пыльной козьей тропе. Отец возвращался с Ультимой.
— Mama! — позвал я. Мать выбежала наружу, за ней следом — Дебора с Терезой.
Я боюсь, — послышался взвизг Терезы.
— Нечего бояться, уверенно заявила Дебора. Мать говорила, что в Деборе слишком много от крови Маресов. Глаза и волосы у нее были черные; к тому же она всегда была слишком порывистой. Она провела уже два года в школе и говорила только по-английски. Она обучала и Терезу, и половину из того, что она говорила, я не понимал.
— Madre de Dios[22], да ведите же себя пристойно! — выбранила их мать. Грузовичок остановился, и она бросилась встречать Ультиму.
— Buenos dias le de Dios Grande[23], — вскричала мать, улыбаясь, обнимая и целуя старую женщину.
— Ай, Мария Луна, — улыбалась Ультима. — Добрый день во славу Господа и тебе и твоей семье. — Ее волосы и плечи скрывал черный платок. Лицо было коричневым и в сильных морщинах. Улыбка обнажала ее коричневые зубы. Я припомнил свой сон.
— Идемте, идемте, — мать выталкивала нас вперед. Приветствовать старших было в обычае. — Дебора! — позвала мать. Дебора выступила вперед и взяла сморщенную руку Ультимы.
— Buenos dias, Grande, — улыбнулась она, и даже слегка поклонилась. Потом мать вытолкнула Терезу и велела той приветствовать Почтеннейшую. Мать моя просто сияла. Приличное поведение Деборы удивило ее, но порадовало, ибо о семье судят по ее воспитанникам.