Если вы думаете, что, прожив с ними почти двадцать лет, к этому можно привыкнуть, то ошибаетесь. Напротив, с годами от их болтовни голова у Цирцеи все сильнее шла кругом.
— Сестры, пожалуйста, говорите поодиночке, медленно и по существу.
Все три ведьмы молчали, словно воды набрали в рот.
— Я знаю, вы можете говорить нормально, сама слышала! Прошу вас.
Первой заговорила Руби:
— Он превратился в Чудовище, как мы и предполагали. Он едва не убил Гастона, когда рыскал по лесу.
— Но не убил же, — резонно заметила Цирцея. — Значит, пока есть надежда?
Люсинда еще сильнее поджала губы. А нужно заметить, что чем сильнее она сердилась, тем меньше становился ее рот.
— Ты все еще любишь его, да?
Цирцея не ответила, отошла немного в сторону и села в кресло у камина, чтобы оказаться ближе к Фланци.
— Как жаль, что ты не умеешь говорить, дорогая Фланци. Если бы ты могла рассказать мне о том, что случилось, мне не пришлось бы страдать от россказней моих сумасшедших сестриц!
От расстройства Марта швырнула в стену свою чашку и воскликнула:
— Как ты можешь так говорить?!
У Руби из глаз потекли слезы.
— Никогда не думала, что услышу от тебя такие слова, сестренка. И это после всего, что мы для тебя сделали!
Цирцея решительно положила конец этой сцене:
— Прекратите! Вы все! Остановитесь! Простите. Я не хотела вас обидеть, просто иногда вы сводите меня с ума! Разумеется, я не влюблена в Принца, просто надеялась, что урок пойдет ему впрок. Откажется от прежних привычек и сделает свою жизнь лучше!
Люсинда улыбнулась младшей сестре:
— Конечно, дорогая, ты всегда заботилась о людях, мы знаем. Иногда мы забываем о том, что сами-то не такие. Мы заботимся только о тебе. Мы любим тебя за твое сострадание, но… просто не разделяем его, вот и все.
Цирцея не понимала своих сестер. Они жили в мире, который был нормален только для них, с их собственными искаженными представлениями о морали. Иногда Цирцея понимала умом то, о чем они говорили, в других случаях их слова просто смущали ее.
Она была благодарна за то, что у нее сохранилась способность к состраданию. Без этого, чувствовала Цирцея, она стала бы такой же, как ее старшие сестры.
— Трудно испытывать сожаление к тем, кто по собственному желанию накликает на себя неприятности. Они сами становятся причиной своей погибели, моя дорогая. Они сами навлекают ее на себя. Они не заслуживают твоей жалости.
Цирцея вздохнула, потому что понимала, что в рассуждениях сестры присутствует логика, однако в них не было сердца. Ведьмы продолжили пить чай, болтая обо всем, что сделал Принц с того времени, как Цирцея видела его в последний раз, — теперь они говорили более спокойно.