– Ой! Капитан! – распахнув удивленные глаза, проговорила Женя, а потом вдруг добавила: – А я как раз к вам.
Теперь глаза распахнул Суровцев.
– Да неужели? – Лицо его немедленно утратило безучастное выражение. Оно сделалось недружелюбным, глаза прищурились, губы сжались в узкую полоску. – А кто мне клялся, что мы расстались навсегда? Кто обещал мне «прощание навеки»? Кто грозился порога нашего отделения не переступать? – язвительно вопрошал капитан. Но ответила ему вовсе не Женя.
– Что? – раздался из-за спины капитана требовательный, возмущенный возглас. – Какие еще «прощания на веки»? Ты что, старый кобель, любовницу себе завел?
После чего на голову внезапно побледневшего капитана обрушился мощный удар неопознанного предмета, оказавшегося при ближайшем рассмотрении объемной, битком набитой продуктами авоськой, рассмотреть которую Женя успела в тот самый миг, когда она опускалась на ее собственную голову. К счастью, Женя была моложе капитана, подвижнее и не была застигнута врасплох, а потому успела отскочить в строну, избежав удара.
– Ах ты, шалава малолетняя, ишь, юркая какая попалась! – бросилась на нее с пущей злобой маленькая пухлая тетка, облаченная в короткую вышитую дубленку и длинный пестрый шарф.
– Таня? – удивленно провыл потирающий ушибленную голову капитан Суровцев. – Ты что, спятила? Больно же.
– Ах, тебе больно? – тут же меняя направление атаки, взвизгнула тетка. – Ты еще не знаешь, что такое настоящая боль!
«Какой неизгладимый отпечаток накладывает на наших граждан современное киноискусство», – как-то не к месту подумала Женя, силясь вспомнить, где именно слышала последнюю произнесенную ненормальной гражданкой фразу.
– Таня, ты не так все поняла! – отступая и прикрываясь руками, бормотал Суровцев. – Она журналистка, она самоубийствами интересуется, весь мозг мне вынесла! Я уже не знаю, как от нее отделаться, а она здесь рядом живет, все лезет и лезет!
– Ах, она еще и рядом живет! Ты уже и адрес ее знаешь? – все больше раскочегаривалась Таня.
– Так я у нее был, когда ее бывшего сожителя за хулиганство арестовывал, – неловко оправдывался горемычный Петр Леонидович.
– Ты уже и с бывшим сожителем разобраться успел! – вопила от возмущения Таня, безостановочно дубася капитана авоськой.
Тут Женя окончательно пришла в себя, оценила обстановку и приняла единственно верное решение драпать, пока и ей не попало. Не тут-то было. Таня, видимо затылком почувствовав ее порыв, снова ловко развернулась и уже занесла авоську для нового удара, но Женя, проявив невероятную в критической ситуации сообразительность, вдруг заорала, не забывая уворачиваться от авоськи: