Работа была закончена. Струйки пота текли по лбу Лемора, лицо его горело. Он ощущал такую гибкость во всем теле и такой прилив душевных сил, каких не чувствовал уже давно. Постоянная меланхолия, снедавшая молодого человека, уступила место чувству физического и нравственного удовлетворения, которое по воле всевышнего неизменно приносит человеку выполненная работа, когда цель ее для него не безразлична и сама она ему по силам.
— Дружище! — вскричал он. — Труд — дело прекрасное и святое само по себе. Вы сказали это, когда мы начинали работать, и были правы! Господь предписывает и благословляет труд. Мне было так радостно трудиться, чтобы накормить свою любимую! Насколько ж еще радостнее будет трудиться для того, чтобы поддерживать жизнь многих равных тебе человеческих существ, твоих братьев! Когда каждый будет работать для всех и все для каждого, как легка будет усталость, как прекрасна будет жизнь!
— Да, мое ремесло оказалось бы в таком случае одним из самых приятных! — произнес мельник с улыбкой, обличавшей живой ум. — Пшеница — самое благородное растение, а хлеб — самая добрая пища. Мое дело считалось бы достойным некоторого уважения, и, может быть, по праздникам стали бы украшать венком из колосьев и васильков бедную «Большую Луизу», на которую сейчас никто и внимания не обращает. Но что поделаешь! «На сегодня», как говорит господин Бриколен, я всего только его поденщик, и он думает обо мне примерно так: «Подобного разбора человек смеет помышлять о моей дочери? Жалкий бедняк, который мелет чужое зерно, тогда как я сею свой хлеб и на своей земле!» Понимаете, какая, выходит, между нами разница? А на самом деле вся-то разница в том, что у меня руки чистые, а у него по локоть в навозе. Ну вот, голубчик, мы все сделали, теперь живо ужинать! Я уверен, что суп вам покажется вкуснее, чем утром, даже если он будет солонее в десять раз. А потом я, пожалуй, отправлюсь в Бланшемон, отвезу эти два мешка.
— А меня не возьмете?
— Еще чего! Конечно, нет! Вам что, хочется, чтобы вас увидели на ферме?
— Меня там никто не знает.
— Это правда. Но что станете вы там делать?
— Да ничего. Помогу вам сгружать мешки.
— Ну и что это вам даст?
— Быть может, кто-нибудь пройдет по двору…
— А если этот кто-нибудь не пройдет по двору?
— Я посмотрю на дом, в котором она живет. Может быть, услышу, как назовут ее имя…
— Мне сдается, что мы доставляем друг другу это удовольствие, и не отправляясь так далеко.
— Да туда же рукой подать!
— На все у вас готов ответ. Вы не сделаете ничего опрометчивого?
— Значит, по-вашему, я ее не люблю? Вы сделали бы что-нибудь такое на моем месте?