— Вот как? — удивился Роман. — Ну что ж, значит, зайдем вдвоем. Ладно, старина, будь здоров.
Негромко насвистывая, он направился к своему дому. Пожалуй, он испытывал даже некоторое облегчение от того, что ему не пришлось остаться наедине с Женей. Весь вечер его искушала, испытывала предательская мысль: «Сказать или не сказать?» Он так ничего и не решил, но при первой же возможности удрал с видом оскорбленной добродетели. Роман считал, что безжалостен к себе — он гордился своей способностью к беспощадному самоанализу.
А Женя настоящая девчонка, размышлял он. Легко поддается настроению. В ней тьма обаяния. Такие симпатичные ямочки на щеках, когда улыбается. Красивая. Нет, скорей чертовски привлекательная. Она оказалась даже лучше, чем можно было ожидать. Хотя при всем том в ней есть некоторая рациональность, даже рассудочность. Впрочем, тоже чисто женское качество…
Какие меткие оценки она дала учителям: «Марианна — сама любовь. У нее душа нараспашку», «Савельич — чудак. Чудаки не всегда удобны, но без них все люди были бы одинаковыми», «Мымра нас поучает, а сама не может объяснить, что такое теория относительности».
Они с Костей наперебой рассказывали, как недавно Мымра объясняла теорию относительности. Объясняла, объясняла и в конце концов сама так запуталась, что в растерянности замолчала и уставилась на класс. Никто, конечно, ничего не понял, но все молчали и как последние тупицы взирали на нее. Каждый боялся пошевелиться. Она всегда придиралась к чему-нибудь, когда попадала в затруднительное положение.
«Вам ясно?» — недоверчиво спросила наконец Мымра. Класс вздохнул с облегчением. «Ясно…» — прозвучало в ответ два-три неуверенных возгласа. Мымра успокоилась, воодушевилась и попыталась вновь объяснить, что же все-таки это такое — теория относительности. Долго плутала вокруг да около. Одно лишь все уяснили из ее слов: что даже сами физики до сих пор не разобрались в этой мудреной теории. Хорошо, Савельич потом все растолковал.
Роман усмехнулся. Вот умники, затеяли с учительницей войну и вообразили себя героями!
Эх, черт возьми, зря он, конечно, пытался прогнать Костю! Ясно, на Женю это произвело невыгодное впечатление. Хорошо хоть, дала знать, что не сердится. Впредь надо быть осмотрительней. И все-таки сказать или не сказать? Он улыбался в темноту. Вот в чем вопрос. Но если сказать — значит, признать себя виновным. В чем?..
Роман был в ударе. Женя посмеивалась, пыталась с ним спорить. Костя молчал, сосредоточенно смотрел себе под ноги.
— Я давно констатирую, — оживленно разглагольствует Роман, подталкивая притихшего Костю, — как вне школы каждый меняется. Возьмите Людочку Маликову. У доски туповата, пришиблена. Как будто деревенеет. А на улице я бы ее не узнал. Как держится! Какая осанка! А Семенцова наоборот. В школе преисполнена достоинства. А сейчас? Спрашивается, ну зачем она так сутулится?