— Мы не сможем сейчас противостоять русским. Я понимаю вас, но мы не получим поддержки, ибо там не осталось шляхты! А собственного войска у нас нет, его нужно еще создать!
— Хватит и моих отрядов!
Понятовский набычился, бросил свирепый взгляд — ему не терпелось с триумфом вернуться в Литву, а уж там он покажет москалям и хлопам, как чужое добро захапывать!
Балтийское море
— Да-а! Сказал бы кто иной, так бы сразу и не поверил бы!
Адмирал Ушаков мотнул головой и с усмешкой посмотрел на дрожащего, переодетого в сухой матросский бушлат английского офицера.
Флаг-капитана вице-адмирала Нельсона Трубриджа выловили в море. Он оказался единственным спасшимся с флагмана, который с ужасающим грохотом взорвался перед второй схваткой кордебаталий.
Сам Федор Федорович, как и другие русские моряки, посчитал взрыв крюйт-камеры на британском линкоре, шедшем под адмиральским флагом, прямым следствием бушевавших на нем пожаров, разгоревшихся после первого столкновения на контркурсах.
Но все, как сейчас выяснилось, оказалось иначе!
Трубридж утверждал, что его просто вышвырнул за борт русский матрос с «Великого Новгорода», взятый британцами в плен, но который на самом деле оказался офицером.
Вот этот неизвестный лейтенант и сказал напоследок англичанину, перед тем как отправить его через пролом в воду добрым пинком, что именно он потопил торпедами два английских линкора под Копенгагеном.
Последнее, что запомнил Трубридж — русский моряк взял в руки факел и помахал им, крикнув, что спустится в крюйт-камеру. И через минуту британский флагман взорвался с ужасающим грохотом, чуть не засыпав обломками плавающего в воде офицера.
— Кто служил минным офицером на «Новгороде»?
Вопрос адмирала не застал врасплох его всезнающего начальника штаба флота капитана первого ранга Сорокина.
— Лейтенант Колбасьев 2-й, ваше высокопревосходительство! Сражался в Дарданеллах под началом капитана второго ранга Семена Хорошкина, награжден Думою за потопление английского линкора крестом Святого Владимира с мечами и бантом.
— И здесь три потопил, повторив подвиг своего командира… Постойте, — адмирал на секунду задумался, — погибший гардемарин с «Пскова» — не его однофамилец случаем?
— Нет, Федор Федорович, это его младший брат.
— Какое горе для матери… — после долгого и тягостного молчания собравшихся вокруг офицеров, снявших фуражки, еле слышно пробормотал себе под нос адмирал и тяжело вздохнул.
Больше сорока лет провел Ушаков на качающихся палубах кораблей, видел смерть во всех ее страшных личинах, но привыкнуть к ней так и не смог, не очерствел сердцем.