— Что с вами, мой милый граф? Вы откуда?
На величественное лицо королевы легла тень тревоги. За долгие годы их дружбы Екатерина Петровна знала, что Армфельт никогда не будет врываться по пустякам.
Шатаясь, граф сделал несколько шагов вперед. Но тут силы покинули его, и он навалился на лакея, выбив из рук последнего блюдо, которое со звоном грохнулось на каменный пол — перепела рассыпались, и на них с урчанием набросились собаки, начав свое пиршество.
— Что с вами, дядюшка?
Юный король ценил старого графа, наперсника прежнего монарха, которому он приходился племянником, поэтому не обратил на конфуз никакого внимания, подхватив под руки графа, и с помощью подоспевшего слуги усадил Армфельта за стол, собственноручно налив ему кубок вина. Тот в два глотка опустошил золотую чашу, откашлялся, сплевывая сгустки пыли, и хрипло заговорил:
— Позавчера, ваше величество, английская эскадра напала на Копенгаген. Датский флот и русский отряд сожжены… «Ретвизан» отказался спустить флаг и погиб со всей командою. Мой король, идет война не только против датчан и русских, это и наша война!
Ново-Мангазейский острог
— И сколько тебе сребреников заплатили, иуда?!
Губернатор Аляски, действительный статский советник Григорий Шелихов, с неожиданной силой надавил под ребра висящего перед ним на дыбе человека. Тот взвыл от боли и запричитал:
— Невинный я, ваше превосходительство! Напрасно страдаю! Облыжно меня оклеветали!
— Падаль! — гневно бросил в ответ Шелихов и хладнокровно добавил, глядя на здоровенного мужика в грязной рубахе из красного полотна, в волосатых пальцах которого была плеть из сыромятной кожи.
— Дай ему три раза, Ерофеич, для вразумления мозгов!
Палач осклабился и аккуратно, чтобы случайно не ожечь губернатора, взмахнул главным пыточным инструментом. Плеть прошлась по спине, словно скалка по тесту, подвешенный на дыбе человек взвыл, побагровел, задергался.
Но Григорий Иванович в эту секунду успел заметить просквозивший в глазах ранее тщательно скрываемый, но сейчас им впервые отчетливо увиденный животный страх.
— Ты все правильно рассчитал, Ермошкин! — крепкими пальцами губернатор надавил на подбородок кузнеца. — Вот только после того зелья, что ты насыпал в корчагу с квасом, один из канониров живой остался, он-то и поведал про доброхота, что питьем отравленным всех угостил! Изменник ты, Ермошкин, с тобой и говорить зазорно!
Губернатор плюнул в лицо висящего перед ним человека, и с кряхтением уселся на лавку. Достав из кармана большой платок, он отер вспотевший лоб и сморщил нос — несмотря на всю выдержку, дышать в пыточном подвале было очень трудно, омерзительно. Здесь сильно воняло человеческими испражнениями, мочой, кровью и горелой плотью.