Я все твои уклоны отмечаю.
Когда ты зла, – я тихо утомлен,
Когда ты падаешь в забвенный сон, -
С тобою равнодушно я скучаю.
Три формы сонета (2), 1907, Париж
Не разлучайся, пока ты жив,
Ни ради горя, ни для игры <...>
Не разлучайся, пока живешь,
Храни ревниво заветный круг.
Берегись., январь 1913, СПб.
В языке З.Н. Гиппиус, таким образом, синтаксические конструкции достаточно разнообразны и служат средством создания определенного временного плана или намечают временной вектор:
Мне лилии о смерти говорят,
О времени, когда меня не станет <...>
Не забывай моих последних дней,
Пойми меня, когда меня не станет <...>
Но ведаю: любовь, как смерть, сильна.
Люби меня, когда меня не станет <...>
Забвения тебе в разлуке нет!
Иди за мной, когда меня не станет.
Иди за мной, 1895
Так, в приведенном контексте прослеживается проекция будущего, то есть временной план можно определить как проспективный: будущее мыслится как пространство-время, в котором не будет лирического субъекта. В этой связи возникает проблема вечных истин, непреходящих ценностей – проблема смерти, любви и памяти, мыслимая как «субподтема» [Болотнова 2007: 262], обусловливающая специфику тематической структуры данного текста.
Номинативные предложения представляют в тексте план настоящего, редуцированные (структурно или семантически неполные, эллиптические, парцеллированные и др.) наряду с конкретным планом в поэтическом языке З.Н. Гиппиус служат еще и основным средством создания и передачи эмотивного пространства контекста:
До самой смерти… Кто бы мог думать?
(Санки у подъезда. Вечер. Снег.)
Никто не знал. Но как было думать,
Что это – совсем? Навсегда? Навек?
Молчи! Не надо твоей надежды!
(Улица. Вечер. Ветер. Дома.)
Но как было знать, что нет надежды?
(Вечер. Метелица. Ветер. Тьма.)
Отъезд
Синтаксис этого стихотворения представляет особый интерес, он выразителен и разнообразен. Прежде всего, экспрессивный синтаксис, что достигается за счет использования автором самых разнообразных конструкций: это и номинативные предложения (Ветер. Снег. Метелица. Дома.), и неполные и эллиптические (До самой смерти… Навсегда?), и вставные, вводные конструкции (Санки у подъезда. Вечер. Снег.), и экспрессивные восклицательные и вопросительные предложения (Что это – совсем? Навсегда? Навек? Молчи! Не надо твоей надежды!), и, наконец, разного рода повторы – точные, синонимические и контекстуальные (вечер; ветер, снег, метелица; до самой смерти, совсем, навсегда, навек). Все перечисленное приобретает особую значимость в контексте эмоционального пространства и мыслится как система эмотем («лингвистически репрезентированные сигналы эмотивности» [Болотнова 2007: 262]), позволяющая передать хаотичный поток мыслей, поток сознания лирического субъекта, находящегося в состоянии крайнего эмоционального напряжения, потерянности и депрессии. Об этом же свидетельствуют обрывочные зарисовки окружающей действительности, пространства и мыслимые как попытка запечатлеть в памяти отдельные фрагменты-субстанции.