Не все в воспоминаниях Бьюкенена следует принимать за чистую монету. Ему тоже хотелось оправдаться и снять с себя ответственность. Всего вероятнее, мы так и не узнаем, от какой из сторон исходила инициатива переезда в Англию и в какой момент разговоры на эту тему превратились из частных в официальные. В конце коноцов, это вопрос интерпретации. То, что Временное правительство изображает как приглашение британского правительства, британское правительство считает ответом на предложение Временного правительства.
Так или иначе, перспективу переселения царя на Британские острова кабинет Ллойд Джорджа воспринял кисло. Первоначальный ответ Лондона гласил, что британское правительство было бы удовлетворено, если бы царь покинул Россию, однако считает более подходящим для него местом Данию или Швейцарию. Однако Бьюкенен настаивал, ссылаясь на угрозу безопасности Николая: «Я со всей серьезностью полагаю, что мне следует предоставить полномочия без промедления предложить его величеству убежище в Англии и в то же время заверить русское правительство, что он останется там на все время войны».
13 марта Бьюкенен снова встретился с Милюковым. Оказалось, что с Николаем вопрос о переезде еще не обсуждался. Министр жаловался на позицию совета, которую «необходимо предварительно преодолеть». Каким образом Временное правительство собиралось ее преодолевать, Милюков не пояснил. Из воспоминаний Керенского можно понять, что медлительность правительства связана с его неполной дееспособностью: «Во всеобщем хаосе, который царил в первые дни революции, правительство не было еще окончательно хозяином в административной машине: пути железнодорожного сообщения в особенности находились в полном распоряжении всякого рода союзов и советов. Было невозможно перевезти царя в Мурманск, не подвергая его серьезной опасности. В течение переезда он мог попасть в руки „революционных масс“ и оказаться скорее в Петропавловской крепости и, еще хуже, в Кронштадте, чем в Англии. Могло быть еще проще: вспыхнула бы забастовка в момент отъезда, и поезд не отошел бы от станции».
Задержку отъезда Бьюкенену объясняют также болезнью великих княжон. Мельгунов считает этот предлог «почти формальной отпиской», но это далеко не так. Из дневника царя следует, что в день его приезда в Царское Село (9 марта) он застал в «хорошем самочувствии» всех детей, кроме Марии, у которой началась корь. 11-го заболела Анастасия (боль в ушах). Запись от 12 марта: «Ольге и Татьяне гораздо лучше, а Марии и Анастасии хуже, головная и ушная боль и рвота». 13-е: «У Марии продолжала стоять высокая темп. 40.6, а у Анастасии болели уши. Остальные себя чувствовали хорошо». 14-е: «У Марии всё сильный жар продолжается – 40,6. У Анастасии осложнение с ушами, хотя ей вчера сделали прокол прав [ого] уха». 15-е: «У Марии и Анастасии состояние как вчера; плохо спали и высокая темпера[тура] Марии побила рекорд, т. к. у ней днем было 40.9. Остальные совсем поправились». 16-е: «Мария и Анастасия в том же положении, лежат в темной комнате и сильно кашляют; у них воспаление легких». И лишь 22 марта младшие дочери пошли на поправку, но оставались на постельном режиме. Однако 23 марта слегла Ольга – у нее заболело горло. И лишь 19 апреля все дети выздоровели окончательно. Ясно, что перевозить их в таком состоянии было невозможно.