С ненавистью говорили в царской семье даже о представителях крупной буржуазии, которая в то время могла быть единственным сильным союзником монархии. Когда в 1915 г. лидер октябристов А.И.Гучков был избран в Государственный совет от торговли и промышленности, императрица написала царю: «Как противно, что Гучков, Рябушинский, Вейнштейн (наверно, настоящий жид), Лаптев и Жуковский выбраны в Гос. Совет всеми этими скотами!»[27]
Генерал А.А.Мосолов, начальник канцелярии министерства двора в 1900–1917 гг. писал:
Он увольнял лиц, даже долго при нем служивших, с необычайной легкостью. Достаточно было, чтобы начали клеветать, даже не приводя никаких фактических данных, чтобы он согласился на увольнение такого лица. Царь никогда не стремился сам установить, кто прав, кто виноват, где истина, а где навет… Менее всего склонен был царь защищать кого-нибудь из своих приближенных или устанавливать, вследствие каких мотивов клевета была доведена до его, царя, сведения [53].
В верхах государственного аппарата в целом царила обстановка подозрительности. После убийства Столыпина, в организации которого, видимо, участвовала охранка, подозрительность лишь усилилась. Министр внутренних дел Д.П.Святополк-Мирский вел свой дневник в форме дневника жены, диктуя ей записи. После смерти Витте его кабинет в Петербурге был опечатан, а на его даче во Франции агенты охранки произвели обыск в отсутствие хозяев — искали дневники. В 1905–1906 гг. Витте, тогда председатель Совета министров, собрал коллекцию данных ему царем распоряжений в связи с подавлением революции. Когда Витте уходил в отставку, царь потребовал вернуть его записки, о чем Витте упоминает с сожалением — «там потомство прочло бы некоторые рисующие характер государя мысли и суждения».
В 1913 г., говоря, что «никогда авторитет правительственной власти не падал так низко», А.И.Гучков считал это даже более важной причиной невозможности мирного выхода из кризиса, нежели проповеди социализма или анархизма. Он говорил в одной из речей:
«Историческая драма, которую мы переживаем, заключается в том, что мы вынуждены отстаивать монархию против монарха, церковь против церковной иерархии, армию против ее вождей, авторитет правительственной власти — против носителей этой власти» [7, с. 80].
И сила, и беда русских была в том, что слишком многое в душе замыкалось на государство и верховную власть. Какое огромное место во всей нашей культуре занимает фигура государя\ Цари и даже великие князья нам близки, как члены семьи, для каждого у нас сложился особый образ. О Сталине и говорить нечего — он постоянно на слуху. Плачевное состояние высших государственных сфер уже с самого начала XX века тяжело переживалось близкой к этим сферам культурной частью общества. Валерий Брюсов писал уже в 1903 г.: