Из джипа появляются трое — шофер, два охранника. Двое лезут на откос, путаясь в длинных плащах, автоматы из-под полы, на рожах — ужас пещерный. Третий помогает выбраться солидному господину в кожаном плаще. У господина физиономия белее извести, он рвет воротник, освобождаясь от удавки галстука. Двое между тем ошарашенно водят стволами, не видят мишени и открывают ураганный огонь по кустам. Выбрасывают пустые магазины, вбивают новые. Шофер вытягивает господина из машины, но видно по лихорадочно снующим глазам, что с большей охотой он бы припустил по водостоку. Господин ругается последними словами: стреляйте же, идиоты! Не стойте как истуканы! Охрана лупит в белый свет, взрывая кустарник. Снова лихорадочная перезарядка. Прилетает сухой выстрел. Телохранитель валится, отбрасывая автомат. Второй вращается, как юла, брызжа очередями. Предчувствие конца обращается в дикий ужас. Шофер бросает господина, прыгает на дно водостока, пытаясь улизнуть. Второй сухой выстрел — и, глухо охнув, водила валится ничком. Господин скользит, с трудом удерживая равновесие. Рушится глина. Охранник лезет за четвертым рожком, но нет четвертого, начинает метаться на открытом пространстве. Господин пытается выбраться, тяжело, с надрывом дыша, в глазах вселенская катастрофа, он уже понимает, что это конец, что где-то он недоглядел, просчитался, дал оплошку. Но, может быть, не все потеряно, договоримся, ребята?.. Он хватается за пучок травы, выкарабкивается, отдуваясь. И это финиш — переговоры в данном случае неуместны: звучит сухой дуплет, господина выкручивает по спирали и бросает обратно в канаву. Зря старался…
Последний охранник перестает метаться. Зряшно это. Бросает бесполезный автомат, задирает руки. Глаза становятся глубже, вдохновеннее. В лице ни кровиночки.
Из леса, не спеша, выходят трое. У двоих непроницаемые смуглые лица. Третий — славянин, зажимает помповик под мышкой, закуривает. Выживший опускается на колени.
— Не стреляйте, прошу, пацаны…
— А ну, иди, иди сюда, вояка, — манит пальчиком смуглолицый…
Подвальное помещение глубоко под землей. Стены изъедены сыростью. Голая лампочка на шнуре под низким потолком. К сваренному из арматуры креслу капроновым шнуром примотан окровавленный человек — судя по недовырванным волосам, блондин. Его трясет. Глаза заливает испарина. Позади страдальца — бритый здоровяк в хорошей спортивной форме. Бельгийской или немецкой. Перед креслом — изящный брюнет в строгом костюме. Он нетерпеливо смотрит на часы.
— Володя, ты прости нас, — говорит изящный, — но мы не видим цельной картины, понимаешь, нет? Ты поднялся с Харитоном в лифте. Кто был третий? Ракита? Нету больше Ракиты, Володя.