— Читай дальше, — отозвался Глеб.
— Обойдешься. Жрать давайте.
Намеренно грубоватый тон снял напряжение, все зашевелились, доставая еду и придвигаясь друг к другу.
— Про этот хутор близ Диканьки вообще много рассказывают, — говоря, Олег не забывал жевать близлежащие продукты. — Один мой знакомый после него в кришнаиты подался. А раньше водку пил с ночи до утра и по бабам шлялся. С утра до ночи. Или наоборот. Теперь от женского пола шарахается, вместо пива рисовый отвар сосет и орет в форточку «Харе Кришна!» На восемь кило поправился. От медитаций.
— А Петька-фарцовщик отсюда с японским магнитофоном вернулся, — заметил Андрюша. — Если не врет. И ни в какие кришнаиты не пошел.
— Ну почему в кришнаиты? Не обязательно… Меняются здесь люди, вот в чем дело. Только никто не рассказывает, что с ним тут произошло. Не могут. Или не хотят.
— Петька рассказывал, — не сдавался нудный Андрюша. — Ходил он тут, ходил, смотрит — магнитофон лежит. «Панасоник». Он его взял, еще походил, ничего больше не нашел и вернулся.
— А кое-кто вообще не вернулся, — мрачно заметил Глеб. — И следов никаких.
Девочки теснее сбились в кучу.
— Ну что ты ерунду порешь?! — накинулся я на Глеба. — Мало ли что тебе понарассказывали! Вон Андрюхе Петька тоже лапши на уши навешал. Про магнитофон. До земли свисает.
Глеб обиделся и заткнулся.
— Мальчики, я боюсь. — Кристина действительно вся дрожала.
Я привстал, намереваясь погладить ее по плечу и сказать что-нибудь крайне мужественное — и наткнулся на ее взгляд. Такие глаза любят в видухе показывать. Побелев от ужаса, она смотрела сквозь меня — вернее, на то, что находилось у меня за спиной.
Вообще-то на реакцию я не жалуюсь. Резко опрокинувшись назад вместе с креслом, я уже намылился рубануть неведомого врага рукой через плечо, но треснулся затылком сначала о спинку проклятого кресла, потом об пол и мысленно обозвал себя идиотом. Бок у меня оказался измазан чем-то вроде мазута, я встал и увидел, как черная блестящая масса такого же мазута выползает из-под двери и растекается по комнате. Створки двери, кем-то из наших запертые на засов, затрещали, истерично закричала Броня — и я кинулся к рюкзаку. Ракетница оказалась сверху, я прислонился к стене и судорожно задергал спуск.
Серия зеленоватых вспышек возникла на месте двери, противно запахло нашатырем, палец на скобе моей самоделки онемел, — и когда я наконец разжал кулак, выяснилось, что дверь отсутствует напрочь, дверной проем обуглен, а остатки чадящего агрессивного мазута разбросаны по обгорелому паркету. Я убил его! Или я убил это…