Я даже краем уха слышала разговоры о том, чтобы повесить мое фото в траурной рамке в главном коридоре прямо рядом со стеклянной витриной с баскетбольными и футбольными призами. (Как школьная чирлидерша могу смело заверить вас, что в футбол мы играем отстойно, и, если взглянуть на награды, то мы делаем это отстойно аж с 1933 года).
Это плохо прозвучит, но если быть честной до конца, то я даже почувствовала небольшое облегчение от того, что умерла. Не сразу, конечно. Отойдя от первоначального шока, я некоторое время страшно злилась. Впрочем, вряд ли кто-то будет в хорошем настроении после ночи в морге в компании со своим мертвым телом. Все, о чем я тогда думала — чего мне будет не хватать. Больше никакого горячего мороженого с фруктами, уплетаемого втихомолку? Больше никаких поцелуев? Или чего пострастнее? Я померла долбаной девственницей! Вот уж чего не ожидала, так не ожидала.
Но на следующее утро я очнулась на Хэндерсон-стрит, ощущая на лице тепло солнца и слыша над собой рев автобусных моторов, и осознала кое-что еще. Что есть много чего такого, о чем я не буду скучать. Меня пугала мысль об университете, о том, что нужно будет начинать все сначала, снова всех очаровывать и соревноваться с такими же как я девчонками из окрестных школ… брр, все это жутко выматывает. Теперь же мне совершенно не нужно об этом беспокоиться. Моя популярность навечно застыла на самом своем пике. Такое ощущение, будто я пересекла финишную черту на беговой дорожке, по которой даже и не знала, что бегу. Я умерла прежде, чем смогла разрушить свою жизнь, так что моя смерть была неожиданной, но в какой-то степени прикольной.
Возвращаясь к тому, о чем я говорила ранее — после вчерашнего впечатляющего проявления скорби, я не могла дождаться, когда же увижу, чем удивят меня мои друзья. Было ли у моих одногруппниц по команде поддержки Эшли Хикс и Дженнифер Майер время для того, чтобы вылепить из свечного парафина скульптуру в виде моего лица, которую они обсуждали между всхлипываниями и рыданиями?
Я прибавила шагу, желая дойти до главного коридора до того, как ученики заполонят остальные после школьного звонка. Все эти проходящие сквозь меня тела (они же не видят меня, чтобы обходить, а я не могу постоянно от всех уворачиваться) действуют нервирующе.
Но первый тревожный «звоночек» прозвучал для меня, когда я еще даже близко не подошла к главному коридору. Пересекая автомобильную стоянку, я заметила, как Кэти Гуд — популярная десятиклассница, сидящая в третьем ярусе столиков кафе — украдкой оглядевшись, стянула с левой руки повязку с моим именем и бросила ее.