Напряженная тишина царила в чертоге, лишь тени беззвучно метались по стенам. Четыре пары горящих глаз неотрывно смотрели на саркофаг, на поверхности которого корчились таинственные иероглифы, будто оживая в неверном блеске свечей.
Человек, стоявший в изножье саркофага, склонился над ним и повел свечой, словно пером, чертя в воздухе мистический символ. Затем он вставил свечу в подсвечник черненого золота подле саркофага и, пробормотав некую формулу, недоступную слуху сообщников, опустил широкую белую руку в складки мантии, отороченной мехом. Когда он извлек руку, всем показалось, будто он держит на ладони сгусток живого огня.
Трое других приглушенно ахнули.
— Сердце Аримана! — прошептал темноволосый крепкий мужчина, стоящий у изголовья саркофага.
Державший камень тотчас вскинул руку, призывая всех к тишине.
Где-то далеко тоскливо завыла собака, но ту сторону надежно запертых дверей послышались крадущиеся шаги. Но ни один из четверых не отвел взгляда от крышки саркофага, над которой человек в отделанной горностаями мантии водил в воздухе огромным пламенеющим камнем, вполголоса произнося заклинание. Слова заклинания были древними еще в те времена, когда море сомкнулось над Атлантидой. Сияние камня слепило глаза; никто не понял, что именно произошло, но резная крышка с внезапным грохотом разлетелась на части, раздробленная чудовищной силой, рвущейся изнутри. Четверо мужчин тотчас склонились над саркофагом, с жадностью разглядывая сморщенную, иссохшую мумию. Сквозь истлевшие повязки виднелась бурая кожа, туго натянутая на кости. Руки и ноги мумии походили на ветви мертвого дерева.
— И ты хочешь оживить это? — Коротышка, стоящий по правую руку, сопроводил свои слова коротким язвительным смешком,— Да оно же рассыпется от прикосновения! Мы глуп…
— Тихо! — повелительно прошипел держащий огненную драгоценность.
Его глаза были расширены, на высоком бледном лбу выступил пот. Он наклонился и, не прикасаясь руками, опустил на грудь мумии пламенеющий камень. Потом отступил назад, не сводя с нее напряженного, почти яростного взгляда. Его губы шевелились, беззвучно произнося слова волшебства.
Сияющий камень, мерцая, сверкал на безжизненной, иссохшей груди. Но вот смотревшие изумленно втянули воздух сквозь плотно сжатые зубы. Ибо прямо на глазах у них началось жуткое преображение. Мумия начала расти, наливаться, обретая плоть. Повязки рвались на ней, рассыпаясь коричневой пылью. Распрямлялись усохшие члены. Постепенно светлела бурая кожа…
— О Митра! — прошептал стоящий слева высокий желтоволосый мужчина. — По крайней мере, он не был стигийцем! Хотя бы в этом мы не ошиблись.