– Засуньте их себе знаете куда! – рассвирепела Маша.
– Дмитриевский, она мне хамит, – пожаловалась мамик.
– Действительно, Маша, – попытался урезонить отец.
– Эта мымра собралась купить смерть твоего внука, а ты, папа!.. Ты!
– Не обзывай мою мать, – вмешался Санька, задетый неожиданной грубостью Маши.
– Твою мать! Она угробит меня с ребенком!
– Попробуй еще доказать, что ты в самом деле дочь, – отбилась мамик. – Тебя надо послать к Малахову на «Пусть говорят». На экспертизу отцовства!
– А я вам не доказательство? – непритворно всхлипнула Маша. – У папы черные глаза – у меня такие же… только карие… Нос такой же почти-и-и…
Мамик скривила рот, заразившись чужими слезами, как зевком:
– Это не дает тебе права лезть в нашу семью. Я тебе по-человечески говорю – забирай что дают и уматывай от на-а-ас…
– Папа, скажи ей!
– Действительно… Лиза…
Лицо мамика приготовилось было к плачу, но внезапно озарилось:
– Она приехала на разведку! Сначала пропишется сама… Потом припрется бабуся… Потом мамаша с выводком… Вы сговорились вытурить меня отсюда!
Мамик издала звук, похожий на шипение бикфордова шнура. Потрясенный отец вытаращился на нее, не находя слов.
– Так вот почему эта агрегат-Маша сразу начала тут хозяйничать! Гадина, мошенница, тварь!
– Выбирай слова! – не выдержал Санька, но его окрик пропал втуне.
– Ты снова решил сойтись с той бабой! А я-то тебе верила! Я как дура… а ты в своем музее…
Мамик зарыдала. Маша плакала, закрыв лицо ладонями. Отец заторможенно опустился на второй пуф. Санька засмотрелся на Машины колени в черных шерстяных колготках. Вспомнил, как она сидела на ступенях, такая же потерянная и несчастная, а он, притулившись рядом, нечаянно коснулся левой ее коленки. По его ноге, как тогда, пробежал щекотный ток… и Санька пропустил важный момент перевоплощения мамика из страдающей женщины в тигрицу. Яростным броском слетев с места, она вцепилась отцу в плешь!
Истошно вопя, родители покатились по полу. Санька кинулся спасать остатки отцовских волос. Никто не заметил постороннего мужчину, застывшего в дверях.
– Те стрелялись, эти дерутся! – отмер он наконец, и побоище завершилось бесславной ничьей. Впрочем, в пальцах мамика запуталась изрядная добыча.
Говорят, древние воины спали на подушках, набитых волосами противников. Считалось, что военные косицы врагов, заплетенные с обрядом, хранят в себе ратное мужество.
– Стало быть, здоро́во, – поприветствовал муж Василисы Онисифоровны (второй). – Не вовремя, извиняюсь, пришел. Дверь незапертая была, слышу, блин, кричат…
Стряхнув с пальцев волосяной трофей, мамик непринужденно поднялась с ковра и со скоростью света совершила со своим лицом метаморфозу, превратившую его в идеал радушия.