– Ну, здравствуй, Петров!
Он опасливо шагнул назад:
– Мне, Лизавета, смеситель твой сейчас поменять, или попозжа́, когда разберетесь?
– Сейчас, сейчас поменять, не обращай на нас внимания и никому не рассказывай, будто мы дрались, – зачастила она. – Мы не дрались, дело житейское, очень личное, скажу по секрету, только не болтай никому: дочь беременная из Караганды приехала, так мы с мужем повздорили немножко – спорили, куда детскую кроватку поставить… Дмитриевский, проводи человека к крану.
Отец послушно повел сантехника в кухню. Маша встрепенулась:
– Я ослышалась, или вы что-то про кроватку сказали?
– Ближе к окну лучше будет, – вздохнула мамик. – Естественный свет ребенку полезнее.
Отец вернулся из кухни, оставив Петрова наедине с кранами.
– Лиза, я хотел бы прояснить ситуацию. Я не бросал мать Маши.
– Ты до сих пор с ней живешь?! – ахнула мамик.
– Совсем чокнулась! – вспылил он. – Ее мать в Караганде!
– В Карагандинской области, – поправила Маша.
– Лиза, я не бросал мать этой девушки, потому что ее никогда не было.
– Откуда же я тогда взялась, папа? В капусте нашли? Аист принес?..
Мамик воинственно подбоченилась. Кажется, из нее вышел не весь боевой запал.
– Стоит, старый кобель, – я не я, и дочь не моя! У тебя, Дмитриевский, совесть есть? Глянь на нее хорошенько – вылитая ты! Нос, глаза!
Мамик уже вступила в привычную стихию и принялась вычислять:
– Почти четыре месяца – значит, в начале июня родит. Думай, давай, сволочь, куда на работу устроить, а то без декретных останется! Ко мне в парикмахерскую нельзя – вредно, химия…
Санька с отцом офанарели, и Маша в немалой степени. Пока они пребывали в прострации, мамик вспомнила о деньгах, отложенных на магарыч сантехнику. Вынула их из кармана, заново пересчитала, и часть спрятала обратно. Все-таки сложно за какие-то полчаса вывернуть свою сущность наизнанку.
– Триста рублей Петрову хватит?
Вытирая полотенцем руки, как раз показался Петров:
– Прям золото смеситель! Старый-то, если не нужен, может, возьму?
– Возьми, – помешкав, мамик сунула ему в полотенце деньги. – Так кто там, говоришь, стрелялся сегодня?
– В новом доме какой-то артист ёперный хотел себе башку отстрелить.
Сантехник дунул на раскрытые мятым веером сотенные бумажки, и на плохо выбритом лице его отпечатлелись горькие чувства, понятные всем и сразу.
– Я, Лизавета, к тебе не по заявке пришел. Я, между прочим, из уважения, по доброму знакомству, как к подруге бывшей жены. У меня еще два поломатых крана в журнале записано и один унитаз. А вечером у нашей кассирши юбилей, тридцать четыре года. Точняк теперь на него не попаду, блин. Надо ж по магазинам успеть за подарком побегать, а они закроются скоро. Да и что на такие деньги хорошей женщине купишь?