Али-Баба и сорок разбойниц (Шахразада) - страница 92
Али-Баба задохнулся, безуспешно пытаясь взять себя в руки. Но желание неумолимо сжимало свои оковы, кровь превратилась в жидкое пламя.
Али-Баба с силой стиснул Суфию в объятиях. Он хотел стереть эти блестящие соленые ручейки. Хотел укрыть ее от всех бед. Защитить. Согреть своим телом и губами.
Что-то неразборчиво пробормотав, он властно смял ее губы испепеляющим первым поцелуем.
Искра проскочила между ними, искра, мгновенно воспламенившая их обоих, как бочонок с порохом. Облегчение, ярость, желание — все вложил Али-Баба в этот поцелуй. Сколько бессонных часов он провел вдали от нее, без нее! И вот теперь подавляемые страсть и вожделение вырвались наружу.
Он почувствовал, как Суфия пытается высвободиться, едва их губы соприкоснулись, и это робкое движение вызвало в нем свирепую потребность покорять и властвовать. В ответ он лишь крепче стиснул руки и забыл обо всем, пока не услышал тихий умоляющий стон, пробившийся сквозь слепой туман горящей страсти, — стон, вонзившийся в его сердце.
Али-Баба поднял голову и глубоко вздохнул, пытаясь победить предательский жар, сжигавший тело. Лучше ему умереть, чем видеть, как она плачет!
— Не плачь, — сдавленно пробормотал он. — Не нужно, Суфия. Теперь мы вместе и потому сможем преодолеть все.
Что-то болезненно сжалось в его груди, то, чему не было названия, но что заставило его бережно коснуться ее мокрой щеки. Суфия поспешно отвернула голову.
Жалость и нежность, необыкновенная, всепоглощающая нежность переполняли его сердце. Он снова притянул ее к себе, на этот раз осторожно, стремясь исцелить своей мощью. Суфия бессильно прислонилось к нему и тихо всхлипнула, уткнувшись лицом ему в плечо.
Последние преграды рушились на глазах. Она была такой мягкой и трепещущей, ее слезы насквозь промочили его рубаху и, кажется, проникли в душу. Он не хотел отпускать ее. И осознал, что ничего не жаждет сильнее, чем держать ее в объятиях, прикасаться, защищать, оберегать и упиваться ее близостью.
— Звезда моей жизни, счастье и радость души, — прошептал он, и, услышав незнакомые нотки в хриплом голосе Али-Бабы, Суфия сдержала рыдание. Руки, гладившие ее по спине, проводившие по изгибу бедер, вселяли странное спокойствие. Она понимала причину внезапных перемен в Али-Бабе, но в этот момент почувствовала, что нуждается в утешении. Ибо окончательное исцеление пришло вместе с невероятной душевной болью.
Чуть отодвинувшись, она заглянула в глаза юноши, и слезы мгновенно высохли при виде нежности и участия, запечатленных в его чертах. Забыв обо всем, Али-Баба взял в ладони ее влажное лицо, чуть коснулся губами губ и, нагнувшись, взял ее на руки и молча опустил на ложе. То самое, где еще так недавно, связанным, лежал он сам.