Это был плохой день. Всё так удачно складывалось. Ему даже ничего не нужно было делать, всего лишь пропустить Богомола вперёд.
Он так и не знал, почему в последний момент остановил старика.
Но он остановил. И пошёл первым.
А после на КПП узнал от Эрика, что группа вернулась не вся. Один из «паломников», по их словам, спустился к Шару первым и пропал. Они долго ждали, потом долго искали, потом наконец сообразили, что пора возвращаться.
Это был единственный подобный случай – и единственный такой «паломник».
– Думаю, – повторил Шухарт, – он понимает, что к чему. По-своему, но понимает.
– Почему вы так уверены? Разве есть хотя бы одно подтверждение, что Шар разумен? Вы вообще когда-нибудь задумывались, а что оно такое – Шар? – спросил Вадим, загораясь. – Ведь от этого же тоже многое зависит. А вдруг он – просто сложный механизм с обратимым действием: сейчас выполняет желания, а потом – как в сказке о Золушке – пробьёт полночь, и всё вернётся в прежнее состояние. А если даже – хорошо! – он – разумное существо, вдруг он наблюдает за нами и решает: вообще-то мы разумные или нет? С его точки зрения. Может, для него ни язык, ни все эти наши машины, телевизоры, книжные шкафы не являются показателем разумности? Как для нас – бобровые хатки или термитники. – Он помолчал, глядя в ночь. – Ведь если прав был профессор Пильман и Зоны – это результат визита инопланетян, значит, Шар – ключевой объект. Он слишком отличается от всего остального, что там нашли за все эти годы. А может, – увлечённо продолжал он, – это только яйцо, семечко, и нужны благоприятные условия, чтобы оно проклюнулось, проросло. И такие условия – уровень разумности! Или даже не разумности – порядочности, этичности, я не знаю… И вот оно ждёт этих условий, по-своему проверяет внешнюю среду, пытается по мере возможностей изменить – а среда-то остаётся прежней, и оно медленно умирает, высыхает. И если ничего не изменится – так и умрёт, точней, даже не родится. Неужели за всё время вы об этом ни разу не думали?
Шухарту стало откровенно скучно. Мальчик не понимал.
– Вот представь, – сказал Шухарт, – что ты врач. Обычный хирург. И к тебе приносят человека, которого ранили из ружья. Тяжело ранили. И счёт идёт на минуты: успеешь всё правильно сделать – спасёшь, нет – нет. Будет для тебя иметь значение, лезвием какой фирмы брился стрелявший или во что он был одет? А политические взгляды твоего пациента? Ну, теперь понял?
– И всё-таки, – сказал Вадим, – и всё-таки, какого вопроса он ждёт? Какой вопрос мы все ему так и не задали?