Едва ли не первым начинает экзистенциально распоряжаться временем Ф. Достоевский. У него «свое» время. Еще до кинематографа он изобрел свой метод ускоренного показа событий. «Я не знаю ни одного писателя, у которого была бы такая же емкость часов и минут, как у Достоевского», – писал Ф. Степун. Но истинным хозяином времени становится писатель экзистенциальной традиции XX века.
Гениальную формулу времени XX века дал в «Тошноте» Сартр: полное несовпадение времени реального и ретроспективного. «Золотую точку» «нельзя ни повторить, ни продлить», «приключение не терпит длительности; его смысл – в его гибели», «каждое мгновение наступает лишь затем, чтобы потянуть за собой те, что следуют за ним», «минута истекает, я не удерживаю ее, мне нравится, что она уходит». Эта формула выражает и бунинскую методологию создания темпорального сюжета в «Темных аллеях». Принципиальное различие заключается в том, что Сартр анализирует процесс «отчуждения» временем, Бунин переживает эмоционально. Различен и результат: у Сартра риторическое желание оживить память, у Бунина – болезненное стремление узнать цену мгновения в момент, когда его проживаешь. Желание «ухватить время за хвост» диктует Сартру прием «ломки» времени. Разработка бунинской экзистенциальной концепции мига и вечности остается в рамках реалистической поэтики; главное – почувствовать цену мигу, почувствовать, а не познать философию времени.
На фоне пристального внимания ко времени у писателей экзистенциальной ориентации в 1930-е годы очевидно равнодушие к концепции времени Л. Андреева. Жизнь для него не имела временной протяженности, видимо, потому, что в ней ничего не значила воля человека: ее развязка, ее продолжительность, логика ее движения изначально предрешены волей «Некто в сером». Для Андреева нет динамики времени, в его поэтике время – фигура пассивная; есть только смена форм материи. Если время и участвует в андреевском произведении, то лишь как способ моделирования экстремальной ситуации для освоения психологических первооснов человека.
Такой же внеисторичностью и вневременностью характеризуется время в «Манхэттене» Джона Дос Пассоса. Но там этот прием является способом ломки времени. Темпы и ритм каждой человеческой жизни фантасмагорически не совпадают, движутся каждый в своей логике, в своем временном измерении. Время у Дос Пассоса сжимается. Эффект одномоментности десятилетий, недель, часов, помноженный на одновременность человеческих судеб, помноженный на перенаселенность романа, на озвученность каждой вещи, дает ту нереальную плотность «Манхэттена», где человеку нет места. Мера времени материальна, вещна. Не только люди становятся вещами в мире вещей, они сами превращают время в вещь. Абсурдность мира Дос Пассоса – это абсурд временной неиерархичности бытия: время враждебно человеку.