С «Роз» в ивановскую поэзию войдет и устойчивая коллизия. Его Я постоянно будет между безответностью мирового торжества и вечной любовью, вечной весной жизни, которая все-таки прекрасна. Я обречено постоянно существовать в настоящем и вечном, земном и надземном – эти дихотомии в Я и встретятся. Таковы источник и предмет ивановского трагизма, вне которого (еще одна грань антиномичного мира) нет и самого Я. Круг нельзя разомкнуть. Трагедия мучительна, но лишь в ней рождается человек; жизнь трагична, но вне жизни – нет и человека!
«Розы» до предела фокусируют все направления и стрелы ивановских антиномий и дихотомий. Эта книга впервые конструирует пространство поэзии Г. Иванова как одну всеобъемлющую (сознательно создаваемую) экзистенциальную ситуацию в ее изначальном, толстовском смысле и содержании. С этого момента его поэзия превратится сама в единую экзистенциальную ситуацию: Я перед лицом мирового торжества, а далее мирового уродства. Каждое новое стихотворение (цикл, ступень) будет открывать новые пределы в уравнивающей человека и бытие беспредельности этой экзистенциальной ситуации: одинаково беспредельны мировое торжество и Я. Поэт декларирует природу трагизма в антитезе:
Я слышу – история и человечество,
Я слышу – изгнание или отечество.
Я в книгах читаю – добро, милосердие,
Надежда, отчаяние, вера, неверие.
Я вижу огромное, страшное, нежное,
Насквозь ледяное, навек безнадежное.
И вижу беспамятство или мучение,
Где все навсегда потеряло значение.
И вижу – вне времени и расстояния
Над бедной землей неземное сияние.
Эта формула ивановского бытия как такового определяет человека в мире: между «слышу» и «вижу», между видимым и сущностным; нельзя поверить в видимое, нельзя познать сущностное… И нельзя назвать. Так же, как другие писатели экзистенциальной традиции (от Кафки до Платонова), Г. Иванов испытывает бессилие перед словом, недоверие к слову. Почти тютчевской мукой «изреченно-ложной» мысли наполнено:
И касаясь торжества,
Превращаясь в торжество,
Рассыпаются слова
И не значат ничего.
Но мука словом у Г. Иванова – не тупик, а, скорее, стимул к тем блистательным беспредельностям поэтики, которые откроются в «Розах», создадут «Отплытие на остров Цитеру», стихи 1943–1958 гг. В стихотворении «Перед тем, как умереть…» беспредельные возможности экзистенциального слова достигаются опытом обратной рифмовки, при которой стихотворение рифмуется не по концовке стиха, а по его началу и семантике образа; варьируются основные классические виды рифмовки: перекрестная (АВАВ) в первой строфе, смежная (ААВВ) во второй и опоясывающая (АВВА) в третьей. На основе обратной рифмовки монтируется анафора, традиционная и исключительно плодотворная у Г. Иванова.