— Я отодвигаю стул, да, когда для этого стула есть леди. Но если леди нет, зачем я буду двигать стул? Вы думаете, я буду двигать стул, чтобы на нем сидел воздух? Если нет лица, вы думаете, я открою меню и положу перед ним?
Берджесс сказал:
— Вы разговариваете с нами, а не с ним. Он арестован.
Не умолкая ни на секунду, официант продолжал, только повернув голову в другую сторону:
— Он оставил чаевые за полтора человека. Разве с ним могла быть леди? Вы думать, что я буду с ним любезен сегодня, если вчера он был здесь вдвоем и оставил чаевых только за одного с половиной? — Его славянские глаза горели. Он вспыхнул при одной мысли об этом. — Вы думать, я забываю в спешке? Я все помню две недели. Ха! Вы думать, я стану его приглашать заходить почаще? Ха! — Он воинственно фыркнул.
— Сколько это — за одного с половиной? — спросил Берджесс с шутливым любопытством.
— За одного — тридцать центов. За двоих — шестьдесят центов. Он давать мне сорок пять центов, это чаевые за полтора человека.
— А вам не могли дать сорок пять центов за двоих?
— Никогда! — возмущенно выдохнул он. — Если мне так дают, я делаю так. — Он взял со стола воображаемый поднос, едва касаясь его пальцами, словно какой–то заразы. Он зловеще уставился на воображаемого клиента, выбрав Хендерсона. Он смотрел на него долго, пока тот не вздрогнул. Потом его пухлая нижняя губа оттопырилась, он попытался изобразить кривую насмешливую ухмылку. — Я говорю: «Спасибо, сор. Очень, очень большое спасибо. Вы уверены, что это вам по карману?» И если с ним дама, он чувствовать себя стыдно и давать больше.
— Еще бы, — согласился Берджесс. Он повернулся к Хендерсону: — Сколько, вы говорите, вы оставили?
Ответ Хендерсона был еле слышен:
— Как он сказал. Сорок пять центов.
— Вот еще что, — сказал Берджесс. — Чтобы довести дело до конца. Я бы хотел видеть счет за этот обед. Вы их храните?
— Счета у управляющего. Спросите у него.
Лицо официанта было исполнено достоинства, словно он был твердо уверен, что правда восторжествует.
Хендерсон неожиданно выпрямился, его безразличие куда–то исчезло.
Управляющий сам принес счета. Они были собраны в пачки и хранились в маленьких закрытых папках, по одной на каждый день, видимо чтобы упростить ежемесячный баланс. Они без труда нашли нужный счет. Он гласил: «Стол 24. Официант 3. Табльдот — 2,25». Внизу стоял бледно–красный овальный штамп: «Оплачено — 20 мая».
В папке за этот день лежали еще два счета, с двадцать четвертого стола. Один — «1 чай — 0,75», это днем, до обеда, и другой счет за обед на четверых, эти люди пришли поздно вечером, перед самым закрытием.