— Нет… Я лишь немного постоял за дверью и потом сразу вернулся в дом.
Голос инспектора стал мягким, почти отеческим, когда он продолжил:
— Мы спросили вас об этом только потому, что вы, по нашим данным, приблизительно в четверть третьего были в бараке.
Киотт-Сломан вскочил и ударил кулаком по столу.
— Ну, это уж слишком! — прорычал он. — Я больше, не позволю себя оскорблять!
— Это как вам будет угодно, сэр, — мягко ответил Блаунт, но потом голос его стал твердым как гранит. — Но дело тут не в оскорблениях. У нас есть надежный свидетель (при слове «надежный» Найджел попытался подавить улыбку), который утверждает, что в это время видел в бараке человека, и который опознал в этом человеке вас.
Какое-то время Сломан выдерживал хмурый взгляд инспектора, а потом отвел глаза и, сделав беспомощную попытку улыбнуться, сказал:
— Хорошо! Сознаюсь в этом. Такое впечатление, что вы обо всем знаете. Да, я заходил ненадолго в барак.
— Могу я поинтересоваться, с какой целью, сэр?
— Нет, черт возьми, этого вы не можете! — вскричал Киотт-Сломан, в котором вновь проснулось его агрессивное начало.
Блаунт, к удивлению Блекли и Найджела, очень ловко переменил тему.
— К нам в руки попала бандероль, которую вы послали на свой собственный адрес, — холодно сказал он. — В ней содержится несколько писем, которые Эдвард Кавендиш писал мисс Траль. Учитывая то обстоятельство, что Кавендиш обвиняет вас и мисс Траль в шантаже, не посчитали бы вы возможным объяснить нам, как попали эти письма в ваши руки?
Взгляд Сломана лихорадочно забегал между инспектором и Блекли.
— Да, действительно не повезло… — Он смущенно улыбнулся. — Не имею обыкновения подводить даму, но… Дело было так: Люсилла, то есть мисс Траль, дала мне вчера пакетик и попросила спрятать его в надежном месте. Это показалось мне немного странным. Я, естественно, не знал, что находится внутри. Теперь мне ясно, что она не хотела держать эти письма при себе, боясь, что дело дойдет до домашнего обыска. Но о шантаже не может быть и речи. Из-за своих финансовых неурядиц старина Кавендиш, видимо, немножко свихнулся. А прятать любовные письма женщины, насколько я понимаю, не является преступлением, не так ли? Или полиция теперь и это запрещает?
— Понятно, понятно, — сказал инспектор вежливо; но было видно, что он не поверил словам Сломана. — Надеюсь, вы найдете также убедительное объяснение и тому факту, что в этой бандероли находилось и одно ваше письмо к О'Брайену, в котором вы требуете возместить мисс Траль тот моральный ущерб, который нанес ей полковник?