— А как же Джек?
— У нас с ним старые счеты.
— Но у меня нет ни одного пенса, кроме моих драгоценностей, конечно, да и у вас...
— Мы скроемся, унося многие тысячи фунтов!
— Где вы их возьмете?
Он понизил голос:
— Послушайте меня, Патриция... Я сейчас докажу мое доверие к вам, раскрою свои планы... Если захотите меня предать, то подпишете мне смертный приговор... Но без вашего согласия я не буду пытаться хоть что-то сделать.
— Я слушаю вас.
— Кажется, Дункэн сказал вам, что прибыло десять кило героина... Он отправит шотландца за ним... Это целое состояние. А мне будет поручено следить за Макнамарой и при необходимости прикрыть его... Если вы согласны убежать со мной, я перехвачу шотландца.
— Что вы имеете в виду, Питер?
— Успокойтесь, я его просто попугаю.
— Вы и в самом деле думаете, что его можно напугать?
— Короче, я придумаю не одно, так другое, а сверток у него заберу, и это будет целое состояние!
— И вы воображаете, что Дункэн...
— Я бы уже давно свел счеты с Дункэном... Но не в Джеке дело, не его бояться надо, а того, другого...
— Кого другого?
— Главного шефа. Если бы я только мог узнать, кто это в точности, то я бы его заложил шпикам, и путь нам был бы открыт.
— Вы на редкость пакостная личность, Питер...
— Патриция?
— Пакостная! Если я и попытаюсь вырваться из этого ада, то уж точно не в вашей компании!
В ярости он бросил:
— С вашим погонщиком овец, не так ли?
— Если бы мой погонщик овец узнал, что вы мне предлагаете, от вас осталось бы мокрое место!
— Силачей я убиваю с особым удовольствием, Патриция... Запомните это!
Блисс и Мартин отпустили в конце концов Сэма под напором Била Мауриса — адвоката, умного, но с сомнительной репутацией. Коллеги его презирали, но при этом отдавали должное его знаниям и интеллекту.
По дороге в Сохо Блюма обуревали темные думы. Он мог предположить, что, несмотря на хитроумие Била Мауриса, Ярд отныне не будет спускать с него глаз и что рано или поздно он попадется в сети, которые ему будут все время расставлять. Он знал неутомимое упорство полиции и прекрасно отдавал себе отчет, что у него нет никаких шансов ускользнуть. Чем ближе подходил он к своему кварталу, тем больше его разбирала жалость к себе. У него совсем не было друзей. Его или ненавидели, или презирали, и все потому, что никто не хотел протянуть ему руку помощи, а еще потому, что он отказался продолжать дело своего отца и пошел в услужение к торговцам наркотиками. К тому же он был тщедушным, жалким на вид, неряшливым, и его хозяева держали его только на второстепенных ролях. Сэм смирился, но бесконечно страдал от этого, обуреваемый фантастической мечтой о какой-нибудь страшной мести.