В «Шик-модерне» его встретил Эдмунд, как всегда, замотанный, похожий на выжатый лимон, безропотный.
— Ну как? Они вас отпустили?
— А вам-то что за дело?
— А что я? Вы сами знаете, если я говорю, то это так, для сотрясения воздуха, а по-настоящему мне все до фонаря...
Сэм горько хмыкнул:
—- Мне известна ваша преданность, Эдмунд!
— Она точно такая же, как моя зарплата, шеф!
— Тогда побегайте, по этажам, может, вы меня там встретите!
— Обязательно побегу, потому что там вас нет уж точно!
Несмотря на хамоватость и никчемность Эдмунда, Блюм все-таки держал его у себя. Ну, во-первых, потому, что ему почти не платил, а во-вторых, Эдмунд был еще более жалок, чем сам он. Это был единственный человек, на которого Блюм мог спускать собак. В этом удовольствии он не мог себе отказать, ибо трудно переносить оскорбления от других, если нет возможности выместить унижение на ком-то еще.
Добравшись до своей берлоги за конторкой, хозяин «Шик-модерна» принялся размышлять о своем будущем. С одной стороны, было ясно, что полиция не успокоится, пока не засадит его в тюрьму. С другой стороны, мучила интуиция, мрачные предчувствия, доставшиеся ему от природы. Смерть Полларда, его клиента, смерть Дженет Банхилл, тоже его клиентки, были уже достаточным основанием для его ареста. Если его еще держали на свободе, то, по-видимому, шпики рассчитывали добраться через него до главных действующих лиц. А те, летя в пропасть, обязательно потащат за собой Блюма. Рассуждая так, Сэм начал спрашивать себя, а не в его ли интересах провернуть колоссальную авантюру — попробовать сторговаться с Ярдом, предложить там в обмен за свою свободу выдать своих сообщников.
Сегодня вечером Патриция была не в лучшей форме. Она, правда, не так уж плохо выступала, но была какой-то серенькой, и посетители «Гавайских пальм» выражали свое разочарование вежливой тишиной. Если бы Джек Дункэн не был занят подоспевшим крупным делом, на которое по-, лучил благословение своего шефа, то он бы всерьез1 обозлился. Однако Девит не преминул отметить:
— Наша звезда сегодня совсем не в форме... Еще бы, ее шотландец...
Взвинченный до предела, Джек сухо обрезал:
— Я был бы вам весьма обязан, Питер, если бы вы
не вмешивались в личную жизнь мисс Поттер. Она касается только меня.
— И ее, без сомнения?
— Даже не ее. Но, будьте уверены, если она неважно себя чувствует из-за шотландца, послезавтра она выздоровеет окончательно, и я рассчитываю на вас — вы должны прописать ей это лекарство.
— С удовольствием.
Когда Малькольм вошел в кабинет Дункэна, тот немедленно задал ему вопрос: