Подобное направление, из-за географической близости естественное для США, особенно после прекращения экспорта моды из Парижа, оккупированного в 1940 году немцами, было уже изначально подогрето огромным интересом во всем мире к латиноамериканской музыке, танцам и песням. В Москве большой популярностью пользовались фокстрот «Рио-Рита», танго «Брызги шампанского» и «Жемчуг». В обиход вошли южноамериканские мелодии: «Кукарача» и тринидадский танец «Калипсо». Многие звезды советской эстрады 1940-х годов уделяли значительное место в своем репертуаре испанским и латиноамериканским мотивам. Знаменитая Клавдия Шульженко с успехом исполняла «Лолиту», «Песнь креолки», «Фраскиту», «Челиту»; Изабелла Юрьева — «Кубинскую песенку»; русский певец-эмигрант Петр Лещенко — фокстрот «Ша-ча-ча», танго «Сеньорита» и «Лола». К этому следует добавить естественный интерес в СССР к Испании, вызванный гражданской войной в этой стране и участием в ней советских «добровольцев», что нашло свое отражение и в советском искусстве, в частности в поэзии Михаила Светлова с его прославленной «Гренадой». В моде нашей столицы это иберийское направление выразилось большим увлечением темными «баскскими» беретами. Так, Изабелла Юрьева выступала в концертном платье с испанской мантильей на голове. Балерина Суламифь Мессерер украшала большими розами свои сценические прически в «Дон Кихоте», Эстрадная певица Эдит Утесова, дочь легендарного советского джазового певца, пела в широкополых шляпах. Знаменитая отечественная кинозвезда Любовь Орлова носила прически, убранные на затылке в тореадорскую сеточку.
Нападение нацистской Германии на СССР 22 июня 1941 года было роковым событием для советского народа, верившего в незыблемость государственных границ социалистической Родины. Вскоре после начала войны была введена карточная система, связанная с острой нехваткой многих жизненно необходимых товаров — не только еды, но и одежды. Сразу и спонтанно возродилась система натурального обмена одежды на хлеб, яйца или масло по всей стране, действовавшая в эпоху военного коммунизма. Как водится, страдали более всего простые люди, а партийные бонзы всех уровней имели доступ к пищевым распределителям и «пайкам», быстрее других получали места в поездах, перевозивших людей в эвакуацию на Восток, за Волгу, на Урал и в Сибирь. Свидетель такой эвакуации, бывший советский партийный деятель Владимир Кравченко в своем нашумевшем бестселлере 1946 года «Я выбрал свободу» так описывал эти трагические для Москвы дни: «Паразиты от политической власти занимали в вагонах места для их домашней мебели, гардеробов одежды, своих любовниц, своих родственников, в то время как тысячи разбитых горем семей толпились вместе со своими тюками и чемоданами на железнодорожных станциях в тщетной надежде найти себе место хотя бы и на подножке поезда, уходящего в восточном направлении. Это были счастливцы из числа москвичей, получивших официальное разрешение на выезд. Тысячи других отступали пешком» (Victor Kravchenko «I chose freedom» New York, 1946, p. 373).