— Лучше, чем ничего, — отозвался я. — По крайней мере, мы имеем хоть какое-то представление, где находимся.
Когда Припухание закончилось, мы все сгрудились перед экраном. С негромким писком экран очистился, и на нем четко проступили звезды. Вернее, одна звезда. Остальные были тусклыми и отдаленными, едва заметными.
— Не слишком многообещающее начало, — проворчал я. И попытался улыбнуться, когда остальные едва не испепелили меня взглядами.
— На данный момент это лучшее, что нам доступно, — поглядел на меня капитан. — Чтобы узнать больше, необходимо прежде восстановить инструментальные компоненты на обшивке.
— Считайте, что уже сделано, — сказал я с надеждой. Потому что у меня сложилось отчетливое впечатление, что все обстоит не так-то просто.
Что и подтвердилось. И если надевание скафандра прошло просто и легко, то выбраться из корабля было куда труднее.
— Кормовой выход не открывается, — сообщил Штрамм. — Надо было сразу догадаться.
— Почему?
— Из-за Новой. Эти три секунды облучения оплавили всю наружную арматуру. То бишь, по сути, наружный люк крепко-накрепко заварился.
Вообще-то я тоже чувствовал, что плавлюсь и завариваюсь: охлаждающая система скафандра включалась, только когда он был загерметизирован и находился в вакууме. Я порядком попотел, выбираясь из него, пока инженер проверял датчики один за другим во всех отсеках без исключения.
— Есть! — радостно провозгласил он наконец. — Единственный аварийный смотровой порт, который был на теневой стороне, когда на нас обрушился удар Новой.
— Давайте-ка поглядим.
На неприятность мы напоролись с ходу.
Когда мы попытались открыть запор внутреннего люка, мотор и зубчатая передача протестующе взвизгнули, а затем предохранители выбило. Осмотрев механизм, Штрамм сердито проворчал:
— Им не пользовались годами. Он практически спаялся от бездействия.
Единственным решением оказалась грубая сила. Открыть люк удалось лишь после обработки его в течение часа кувалдой, ломом, маслом и крепкими выражениями. В конце концов он с пронзительным скрипом распахнулся, выпустив порыв затхлого воздуха.
— Может, с наружным люком пойдет легче, — с надеждой сказал Штрамм, утирая струящийся по лицу пот замасленной ветошью.
Его надежды не оправдались. Хотя бы из-за того, что мне пришлось делать это в одиночку. И потому, что блокировка не давала открыть оба люка шлюза одновременно. Что, конечно, выпустило бы весь воздух из корабля в космос.
Надев скафандр, я с помощью инженера втиснулся в шлюз, по сути представлявший собой трубу метров двух длиной. Я влез в него головой вперед, лежа на спине, а он передавал мне нужные инструменты, проталкивая их мимо меня в дальний конец.