Килкенни посмотрел на мулов, тянувших фургон. Придется останавливаться почаще, уж очень они тяжело дышат. А ведь фургон почти пустой.
Неожиданно конь Килкенни остановился. Лэнс удивился: впереди простиралась ровная песчаная поверхность - ни камней, ни выходов горных пород. Он дернул повод, но конь не двинулся с места.
К нему подъехал Куинс.
- Что случилось?
- Сам не пойму. Конь ни с того ни с сего вдруг взял и остановился. Килкенни спешился и сделал шаг вперед, но тут же провалился, словно попал в желе. Он закричал, попытался вернуться обратно, но ноги уже ушли довольно глубоко. К счастью, Килкенни держал в руке поводья. Он обмотал ими запястья и крикнул:
- Назад, Бак! Назад!
Конь попятился и вытянул Лэнса из песка. Куинс помог ему встать на ноги.
- Зыбучие пески, - сказал он, - или что-то в этом роде. Там под землей должен быть источник.
- Тут, на южной оконечности края, под землей везде вода, - заметил Килкенни. - И крупнейшие в мире пещеры, в которых еще не побывал человек. Многие реки здесь текут под землей, а другие - в глубоких каньонах.
И вдруг он вспомнил: тот старый индеец говорил что-то о каньонах.
К ним подъехал фургон с Солом и Джеком Моффитом.
- Посидите тут пока, - сказал Килкенни. - Я попробую найти объезд.
- А я проедусь в другую сторону, - заявил Куинс.
Килкенни развернул коня и положился на его чутье. Коню тоже не хочется попасть в зыбучий песок, и он найдет, где можно пройти. Конь, выросший в горах, в таких случаях ничуть не хуже мула.
Он проехал больше мили, а полоса зыбучего песка и не думала кончаться. Килкенни повернул коня и вернулся назад.
Куинс уже ждал его.
- Вот там, примерно через несколько сотен ярдов, местность повышается. Много камней, но проехать можно, - сказал он.
- Хорошо, поедем туда.
Куинс двинулся вперед, показывая дорогу, Килкенни ехал за фургоном. То, что он принял за зыбучий песок, могло быть карстовой воронкой, заполненной песком, не очень глубокой, но вряд ли проходимой.
Время как будто застыло, а они все шли и шли. Похоже, им не удастся найти воду и на привале придется расходовать свой запас. Тело Килкенни налилось свинцовой усталостью, другие чувствовали себя не лучше. На его пропотевшую рубашку осело столько белой пыли, что когда она высохнет, то будет стоять как железная. Теперь они останавливались чаще и уже дважды протирали ноздри лошадям и мулам, а потом, намочив в воде кусок ткани, выжали его в рот животным.
По обе стороны дороги тянулся черный базальт - древний лавовый поток, смятый и разбитый многочисленными трещинами, занесенными песком и пылью.